Алекс Вест - 10:18

– И так же пердят, – не выдержала Лиор. В ней иногда просыпался отцовский юморок.

Все мы покатились со смеху, и продолжать эту историю стало уже невозможно. Кристина замкнулась в себе, в тот день она ушла есть и не вернулась. Забавно было бы написать, что ее больше никто никогда не видел, но, к сожалению, ее видели, и не раз. Во мне проснулось дьявольское любопытство, что же эта бесформенная и низкоинтеллектуальная куча поломанных ДНК смогла бы из себя выдавить, перевирая нашу с Умберто историю, чтобы она смотрелась еще интереснее. Мне нужно было на тот момент проявить максимум дипломатии и сочувствия, что я и планировала сделать, своровав со стола несколько горячих пирожков, которыми угостила нашу семью Мирьям, она сейчас отбывала дежурство с Лиор, пока Ру решал вопросы своего полулегального бизнеса. Мирьям жаловалась, что из-за путешествий ей приходится терять много клиентов, поэтому, скорее всего, чаще будет тут присутствовать Ру. Он может один раз в неделю контролировать свои мутные делишки, и ему пребывать в столице вовсе не обязательно. Что-то в ее голосе еще тогда меня насторожило. Показалось, будто она не доверяет Ру и оставлять его одного дома не хочет. Но тогда мне было десять, хотя проницательности мне было не занимать. «Криминальная Россия» и прочие великолепные передачи, остросюжетные фильмы, телепрограмма «Про это» делали свое дело, и я стала неплохим психологом, который улавливал неприятные нотки в голосе взрослых, особенно если это касалось личной жизни. Я подумала тогда, что Мирьям и Ру просто поругались, потому что Ру казался мне идеальным отцом и мужем, он всегда привозил цветы, когда приезжал, и дочери, и жене. Они были кинематографичной парой. Она всегда ухоженная, с роскошными волосами, покрашенными в светло-русый цвет, фигурой как у Мэрилин Монро, оливковым загаром, который она приобретала на даче за считаные дни, ровной кожей, без следа морщин, естественно, она могла себе все это позволить и знала, как правильно ухаживать за собой. Лиор была похожа на Ру, она была симпатичной, но если Мирьям обладала более славянскими чертами лица, то Лиор – отцовскими, они были необъяснимо притягательными, хотя суть красавицей она не была. Ру выглядел как человек, состоявший из отдельных не очень заметных частей, если меня бы попросили нарисовать его, у меня бы не получилось. Он был середнячком. Наверное, если взять его глаза и переставить ему какие-то другие, то получился бы обычный среднестатистический более-менее симпатичный мужчина. Мне кажется, взгляд в человеке меняет многое, а глаза его были дьявольскими.

«Совесть – это такая вещь, с которой надо уметь договориться, ведь со всеми во всем можно договориться», – когда-то сказал мистер Ру. Так вот и я договорилась со своей и направилась к Кристине. Мне было стыдно, что она так нам доверяет, а мы суть используем ее, чтобы посмеяться. Но дети жестоки и жизнь жестока, так что нужно уметь развлекаться, пока есть силы. К Кристине домой почему-то нам не разрешали заходить, только сидеть в беседке во дворе, где я и вывалила ей дары прямо на грязный столик, с которого она ела, не поморщившись. Потом я услышала, что бабушка с дедушкой старались посадить ее на диету, но мы с друзьями регулярно генерировали данные срывы, из-за наших подношений она устраивала истерики и требовала бутерброды с маслом, а уговорить ребенка, страдающего расстройствами аутистического спектра, даже когда он более-менее в сознании, гораздо сложнее, чем просто заткнуть ему рот шматком сала или колбасы. Ру называл Кристину Сломанная Клеточка, ну это так, к слову, а потом смеялся ехидно и мерзко. Как выяснилось потом, Ру по образованию был биолог, причем закончил весьма престижный университет, который ни разу в жизни ему потом не пригодился.

Кристина успокоилась немного, насытившись, потом немного поплакала, когда я сделала вид, будто мне очень стыдно за шутку Лиор.

– Мне всегда казалось, что она надо мной смеется, эта неженка, мерзкая девчонка.

– Да, мы с ней никогда не были особыми подругами, только потому, что живем рядом, приходится общаться с ней.

– Так я и подумала, она совсем не подходит к нашей компании. Наши родители простые люди, они много работают, а у нее только наряжаться умеют, а папаша ее вообще неприятный тип.

– Ру? Да ладно тебе, он нормальный. Мирьям тоже вроде неплохая.

– Ну, Мирьям красивая, может быть, а вот этот Рудольф, или как его, очень неприятный.

Неудивительно, что она так отзывалась о нем, ведь именно он постоянно подкалывал Кристину, и даже когда он молчал, то смотрел на нее настолько уничижительно, что на ее месте я бы хотела провалиться под землю.

– Кристина, так расскажи мне про тех загадочных существ, – перешла я к сути вопроса.

Немного помявшись, Кристина сделала мне одолжение.

– Ладно, я расскажу тебе, вижу, что ты способна меня понять, не то что мальчишки. Никому только не рассказывай – я видела гномов в дельфиниуме! – это было сказано шепотом, будто она выдает мне секреты российской разведки, а угрожает ей как минимум ФБР. Мне с трудом удалось не заржать, словно лошадь.

– Я просто не знаю, что даже сказать, – мне стоило многих усилий изобразить интерес.

– Так я и знала, что только тебе и можно открыть эту тайну. Взрослые смеялись надо мной, да и Антонио, кстати, он теперь мой парень, даже он не понял.

Антонио – ее парень… Вот все-таки он мерзавец!

– Поздравляю тебя с обретением любви, Кристина. Но вернемся к тому моменту, на котором мы остановились. Скажи мне, где, по твоему мнению, могут обитать гномы и откуда они появились здесь?

Кристина задумалась ненадолго, но потом, как и обычно медленно, словно ей уже лет восемьдесят, отвечала:

– Они живут в земле, там есть специальные дверки, откуда они выходят на божий свет. Меня бабушка учила, что под землей есть ад, а сверху рай, они хотят попасть в рай, поэтому лезут из-под земли, а в аду они сидят, потому что их, наверное, создали черти. Так она мне объяснила, моя бабушка.

Более нелепую ересь я еще в жизни не слышала, но пришлось согласиться. Разговор далее не пошел, Кристина ушла в туалет и пропала не менее чем на полчаса, хотя бы могла предупредить, что ей нужно будет нехило потрудиться, чтобы я не ждала ее и не слонялась по их участку, разглядывая дельфиниумы. Ко мне в голову пришла безумная идея, вычитанная когда-то из книг. Я не была глупым ребенком, у нас дома существовала огромная библиотека моей матушки, которую она собирала многие годы. Там же я уже в столь раннем возрасте воровала Стивена Кинга, Дина Кунца, зачитывая до дыр их творения. Мама не считала нужным запрещать мне читать, но то, что я для себя избирала, для нее было не настолько принципиальным. Она работала в архиве, на заводе. Почти постоянно ее дома не было, и мне пришлось очень рано стать самостоятельной. Отца у меня не было, потому что он, как говорила мама, был женат на другой женщине, просто пришел разок к моей матушке из-за ее небесной красоты, а родила она меня, уже будучи в сорокалетнем возрасте. Боюсь представить, сколько было отцу, говорит, что работал профессором, часть книг были из его личной библиотеки, он перевез их к моей матушке, пока был в ссоре с женой, но забыл. Мне кажется, на момент моего десятилетия профессор был уже далеко не жив, но с матушкой я об этом предпочитала не говорить. Она очень сильно меня любила и была натура нежная, старалась всегда мне помогать и выслушивать, я была для нее центр Вселенной, но она была очень доброй и наивной, из-за чего я в раннем детстве являлась такой же, и, дабы выжить в жестоком мире, к десятилетнему возрасту мне уже пришлось достаточно многое в себе изменить. Мы были, как казалось маме, очень близки, однако я постоянно переживала за ее давление, за сахар, многие другие параметры, что были почерпнуты мною из ее записок, из книг, и оттого старалась особо ей ничего не рассказывать, не заставлять ее тратить на меня нервы. В нашей библиотеке, занимавшей почти целую комнату, находился достаточно большой раздел психологической и психиатрической литературы. По словам мамы, область приложения знаний моего отца-профессора лежала как раз рядом с медициной и психиатрией, философией, и с помощью трудов Юнга, Фрейда, Адлера и прочих и прочих он подготавливался к чтению лекций, даже какие-то его заметки я находила на полях, начертанные карандашом. Мама учила меня быть аккуратной, всегда за собой следить и никогда не материться, она хотела, чтобы я не пила и не курила и училась. Мы были семьей интеллигентной, но мама избрала для себя профессию библиотекаря, где ничего не заработать было как в девяностые, так и в наше время. А тетушка, старшая сестра ее, решила заниматься математикой и физикой, чем помогла себе жить в более преуспевающем микрокосме.