Виталий Акменс - Царствие бесное

Иоганн, что бы он вам ни говорил в минуты темнейшей хандры, достиг в этом деле заметных успехов, что воплотилось в достаточно высокой посещаемости его личной интернет страницы. Но то фотографии и видео, а кропотливый процесс из проб, ошибок, рискованных экспериментов и дыма на всю квартиру уже не раз убивал в нем 90% жизненной искры. Вот и теперь, после нескольких удачных решений, когда огонь во тьме головы так нуждался в том, чтобы его раздули, в то т.н. прекрасное прохладное утро скоропостижно перегорел великолепный инвертор на 1 кВт, и все четыре ценнейших транзистора вместе с обвязкой и драйверами отправились в мусорное ведро. Остановиться, вот что надо было сделать; это так просто, остановиться здесь, в этом барионном мире, где за каждой второй бедой и проблемой стоит сила трения. Остановиться и ампутировать целую ветку будущего. Я ему говорил, шептал на ухо, плевался в затылок, но этот псих Иоганн даже скрывать разучился свою одержимость. Иоганн пошел на радиорынок и купил на последние деньги новые транзисторы. Транзисторы оказались негодными. Тогда Иоганн, скрипя зубами, связался с одним «коллегой» на форуме, у которого были не просто купленные за границей мосфеты, а такие, о которых даже мечтать вредно. Договорились о бартере, потому что денег у Иоганна не осталось, а старых наработок – навалом. За одно и свежекупленное гэ можно пристроить, притворившись таким же беспечным, как продавец в павильоне. И вот, упаковав наработки в один большой рюкзак, мой знакомый отправился в путь.

Он не помнил, долго ли они ехали; в его мозгу пульсировала Мысль, а когда он закрывал глаза, перед ним вырастала новая схема с новыми полевыми транзисторами, драйверами и средствами защиты от самоиндукции. Да, и кондеры по питанию надо ближе расположить, электролит и пленочный параллельно, где-то на 1 мкф, не меньше…

В те секунды, когда стал нарастать гул встречного транспортного средства, Иоганну снова взгрустнулось. Он вспомнил необратимый едкий дым, отчаяние, злорадное солнце, мутный край платформы в метро [и слабосильный Модуль. Хотя нет, о последнем он не вспоминал, чтобы не вгонять себя в еще более бессмысленную черноту]. Нарастающий шум мотора вписался в эту картину, словно резонансное усиление, всплеск доселе слабой и незаметной волны, которую теперь не остановить, не сосчитать и не спасти.

Иоганн нашел себя полувисящим на сломанной спинке впереди стоящего посадочного места. Мосфеты и схемы обвязки, схемы обвязки и рекуперации еще пульсировали в его голове, но уже не с начальной самозабвенностью последнего матроса на тонущем корабле. Тупая боль пронзила все тело; тупая и до неприличия слабая. Вопреки первым ощущением, он не только никуда не улетел, но даже не угробил свой драгоценный багаж, который лежал подле него и имел почти ту же форму, что и минуту назад.

Иоганн огляделся. Накренившееся пространство включало в себя сгорбленные спинки кресел, разбросанные вещи, разбитые стекла, чьи-то стоны и попытки выбраться, и в то же время невредимые стены, потолок, рамы – микроавтобус был как живой, неповрежденный, охваченный лишь бытовым бардаком и готовый немедленно продолжить путь. Но путь не продолжался. Микроавтобус стоял, вернее полулежал в кювете под острыми углами к земле, а люди даже не пытались поднять улетевшие вещи.

Салон все сильнее наполнялся дымом. Иоганн закашлялся и нырнул в открытую (только на половину; очевидно, перекошенную) дверь. На улице было ветрено, но дым ощущался и здесь. Путь эвакуации пролегал из канавы на престарелый сельский асфальт, огороженный стенами густого леса, где не существует как класса ни гаишников, ни магазинов, ни метро. Транспортное средство стояло вплотную к одному из деревьев, утопая в бурьяне, пыли и собственном стекле. Иоганн плохо разбирался в классической механике, но, по его мнению, произошло примерно следующее:

1. Маршрутное такси не справилось с управлением, подрезанное встречным транспортом.

2. Маршрутное такси снесло в кювет, впрочем, на сбавленной скорости, в силу плавного поворота дороги и быстрой реакции водителя.

3. Перед кюветом машина сбила дорожный указатель из двух строк формата <���Название пункта> <���пробел> <���Х> (километров), установленный на двух трубах.

4. Ближайшее дерево имело внизу несколько толстых веток. Одна из веток оказалась параллельна траектории транспортного средства, соответственно ударила его в лобовое стекло и/или в щит сбитого указателя. Последний, в свою очередь, был вдавлен вовнутрь кабины.

5. Продвижение щита и ветки замедлил финальный удар бампера маршрутки о ствол дерева. На этом система пришла в равновесие.

Впрочем, в ту минуту, когда он поднялся на асфальт, такой законченной декомпозиции в его голове, очевидно, не было. Эмоции были сильнее. Лобовое стекло, как уже отмечалось, было разбито; металлический лист, подпоротый ветками, вдавался вовнутрь, лишь немного съехав по капоту обратно. Прямо же за ним виднелась неподвижная голова со светло-русым ежиком волос, пересеченным дельтой темно-красных струек.

Иоганн словно врос в асфальт. Очевидная кувалда, которая уже давно должна была бить по голове с криком «Ты чего ждешь, человек умирает!» стала почти незаметна; несправедливо и саморазрушающе незаметна в этой канаве, куда проваливался мозг, и летел бы, как ничтожество, как кусок первосортного дерьма, если бы угнетающее явление перед глазами не стало меняться совершенно непредсказуемым образом.

Голова водителя пошевелилась, но это был не знак возвращения к жизни. Иоганн увидел темно-каштановые волосы до плеч, светлую блузку и тонкие женские пальцы, обхватившие плечо пострадавшего. Эта девчонка вроде бы сидела где-то в заду салона, однако после удара задние кресла были пусты. И вот теперь, очевидно пробравшись изнутри, она обхватила несчастного водителя.

До ушей Иоганна донесся скрип, шорохи, а также голос, просьба открыть глаза и держаться, облеченная в концентрированные эмоции. Девушка тянула пострадавшего за подмышки, одновременно поглаживая по лбу, хлопая по щекам и кашляя от дыма. Но у нее ничего не получалось. Водитель крепко застрял в искореженном и забитом ветвями углу кабины, а щит и сломанная ветка мешали двигаться даже ей самой. Только одежда и кожа, уже не его, а ее собственная, темнела, багровела, покрывалась пятнами от чужой крови.

Далее, кажется, прозвучало слово «истукан» и призыв помочь, выполненный в формате иступленного крика.

Иоганн не сдвинулся с места; если бы в кабину кинулся кто-нибудь еще, можно было оттаять и даже присоединиться, но Иоганн затылком чувствовал, что сзади него все (если еще остался кто-то) такие же оцепеневшие и занятые ушибами своих собственных задниц. Но было еще кое-что, что высасывало из него все стимулы действовать. Одинокая, юная пассажирка, спасающая тяжело раненного водителя, обезумевшая героиня какой-то трогательной кинодрамы – этот образ с каждой секундой, с каждым новым движением превращался во что-то невозможное, гротескное, абсурдное и даже ужасное. Во-первых, несмотря на то, что железный щит на трубе определенно уберег его от непосредственного снесения головы самым большим суком, а также несмотря на все старания спасительницы, водитель исторгал из себя все больше крови. Кровь словно материализовалась из воздуха, без меры и логики, словно забыв все законы гидродинамики. Ну и во-вторых сама девушка, если так можно это обозначить, как будто не вполне понимала, что делает. Она не умела оказывать первую помощь, можно было не сомневаться, но дело было не только в этом: она словно не видела красного цвета – как еще можно объяснить то, что она не замечала такого количества крови на нем и на себе? Она обходилась с тяжело раненным, как будто его не более, чем малость оглушило, и сейчас он обязательно очнется, поднимется, да еще саму ее на руках вынесет.