Арчибальд Скайлс - Мадонна. Проклятый город

– Ну, а как же иначе? – Перебивает Вася.

– А иначе-то все и есть. Вот у ангелов в физическом смысле глаз нет, а они видят. Тела нет, а они летают. Значит, глаза нам даны, не чтобы видеть, а чтобы кое-что от нас скрыть, как шоры. Тела не чтобы двигаться, а чтобы эту свободу движений ограничить. Значит, тело тюрьма, которая нас сдерживает, а не инструмент, чтобы себя проявить. Не было бы кожаных одежд… Тела не было бы, не было бы и пота. И не стала бы Ева мучиться. 13 13 «И одели на них кожаные одежды и изгнали из Рая» – Библия; Бытие. Изгоняя Адаму и Еву из рая, на них наложили епитимью: Адам вынужден был в поте лица своего есть хлеб, а Ева в муках рожать детей. Все были бы счастливы.

– Вообще-то, это моя концепция, – зевает Аркадий.

– А как заставить человека поверить, что тело – это не тюрьма? – Продолжает отец Андрей, не обращая на его реплику внимания. – А привязать к нему удовольствия. Это же так здорово, так сладко: есть, пить, блудить, выпендриться перед ближним. Красота. А женщина?! М-мух, какая сладость! Да?

– Да! – Вдруг соглашательно вставил Вася. – Очень сладко, очень вкусно. Спасибо. Но куда же деть любовь к женщине? Ведь если ее любить, но не… э-э похотеть, то не поверит.

– Ну, почему? Это сейчас нравы изменились. А вспомни святую великую княгиню Елисавету 14 14 Св. Преп. Муч. Вел. Кн. Елисавета, родная сестра Императрицы Александры Федоровны. Жена Великого Князя Сергея Александровича. Оба супруга дали себе обет целомудрия и сохраняли его в браке. Сохранение целомудрия в браке известное явление. Так, например, жил и св. прав. Иоанн Кронштадтский и другие пары, избравшие путь духовной жизни независимо от вероисповедания. .

Я хотела достать телефон и посмотреть, кто это такая, но руки у меня были в тесте. Тут я снова слышу Васин голос:

– Если человек думает, ищет истину, переживает, то он рано или поздно до нее дойдет.

– Доблудит! – Смеется Арчи

– Вот-вот. А может и заблудиться, – говорит отец Андрей.

– А я считаю, что не надо искать ни истину, ни любовь, ни бога, – говорит Аркадий. – Как только мы начинаем что-то искать, мы автоматически признаем, что у нас этого нет. Об этом еще Сократ говорил: нельзя нуждаться в том, что есть у тебя самого. Как вообще можно искать любовь?

– А взаимность? – Спрашивает Вася. – Ведь она возможна только тогда, когда любят двое.

«Красиво сказано» – подумала я и почему-то вспомнилось некстати, как Вася рассказывал про Ритуальное агентство домашних животных. Он первый в России реализовал эту идею. Несколько лет работал нелегально и, так и не сумев легализовать ее, просто бросил. Как-то раз ему позвонили из конторы, которая изготавливала венки, и предложили свою продукцию, а он тогда как раз женился и предложил этой конторе сделать его невесте букет невесты, а ему самому бутоньерку. Работнице этого салона, видимо, было так удивительно делать не свойственное ей, что она сама привезла и букет, и бутоньерку ему домой.

– Надо было и венок сразу заказать, – шутил Вася. – На годовщину свадьбы как раз бы и подарил – мы год всего и прожили.

Васин сарказм! Как мне нравилась иногда его колючая усмешка.

Странно, что я никогда их не сравнивала между собой. Вероятно, потому, что внешне они были очень похожи. Оба высокие, крепкие. У Аркадия была более гладкая кожа и полные губы, а Вася чуть шире в плечах. По-разному они говорили и двигались. Вася всегда выглядел так, как будто несет на спине бревно. В те редкие моменты, когда он «снимал» его, он вдруг начинал казаться практически невесомым, раскрепощенным и абсолютно счастливым. Аркаша же двигался очень пластично и расслабленно так, как уверенный в себе кот. И все-таки в те редкие моменты, когда Вася был чем-то очень увлечен, в нем раскрывался совершенно другой человек, огромный, широкий, безбрежный и даже пугающий той силой, которая в нем просыпалась.

***

Я пришла в студию и застала там всех троих: Васю, Аркадия и отца Андрея. Весь холл, казалось, был заполнен хохотом, как огромными воздушными шарами, которые непрестанно лопались и в тот же момент на их месте надувались новые.

– Что случилось? – поинтересовалась я.

– Мы празднуем день первого полета! – Сказал Аркадий.

– Нет. Мы празднуем день обсосанного гаишника!! – Захохотал Вася.

– Ну, да. День первого полета по счастливой случайности в этом году совпал с днем обоссанного гаишника, – пояснил Арчи, хлюпая от смеха.

Оказывается, они все-таки доделали свой флайер. Выкатили из ангара и решили разогнаться на шоссе, чтобы проверить надежность шасси. За ними увязалась полиция, но, вместо того, чтобы остановиться, парни взлетели. Аркадий сделал над остановившейся внизу машиной с очумевшими гаишниками круг, а Вася сверху пустил на них струю. Когда Аркадий рассказывал мне это, то даже отец Андрей прослезился от смеха, который он сдерживал изо все сил. На мое замечание, что гаишники просто выполняли свою работу, которая не легка и на которую не все еще пойдут, Аркадий сказал, что он, как и Сан Саныч, бывший редактор журнала «Ружье», куда он писал статьи, считает, что в милицию идут только по призванию. Он сделал паузу, а потом многозначительно и с расстановкой продолжил:

– Только по призванию!! По глубокой. Внутренней. Душевной. Потребности. Унижать другого человека. А, когда он видит, что его форма и оружие никого не пугают, то ты видишь, что перед тобой просто маленький обсосанный трусливый мальчик, который растерян от того, что он все это на себя налепил, а оно ничего не значит. А у него ведь ничего, кроме этого, нет. Они ведь живут тремя нервами: народ презирают, прокуратуру ненавидят, а власти с упоением лижут зад. Ну, пусть иногда и умоются золотым дождем.

Арт сказал это так веско, так спокойно и уверенно, хоть и совсем без ненависти; так очевидно было его равнодушие к силе, власти и ее символам, что во мне на миг что-то стало перепроверять саму себя: правда ли то, что я сейчас слышу.

И внезапно я почувствовала какую-то радость и гордость за саму себя рядом с такими дерзкими парнями, которых, кажется, больше на свете-то и не осталось. И они оба хотят моего внимания и присутствия в их жизни. Мне вдруг стало так невыносимо хорошо, что я даже рассмеялась вслух.

– Что ты смеешься? – Спросил Вася, уловив какое-то несоответствие моего смеха и ситуации.

– Да, смотрю я на вас и думаю, когда же вы повзрослеете? Смешно ведь. По сорок лет уже обоим, а все в самолетики и обоссалки играетесь. Вы какие-то шуты, ей богу, – сказала я, допустив в своем голосе толику презрения.

Я заметила, что Васю мои слова и в самом деле задели за живое.

– Вся несправедливость в мире существует ровно настолько, насколько есть власти у творящего ее. Поэтому сама власть одного над другим и есть несправедливость. И ничего нет зазорного в том, чтобы показать творящему несправедливость, кто он такой без этой власти, – зло и грустно сказал он.