Натали Бизанс - Возвращение. Сага «Исповедь». Книга пятая

Мы спустились по тёмной лестнице вниз.

– Не слушай этих балаболок, парень. Уж больно их распирает, что вы судьбу себе одинокую выбрали.

– Почему ж одинокую? Священник в пастве живёт, людям служит…

– Ну, да ладно, не обижайся, не наше это дело.

Внизу стояла бочка, наполненная колодезной водой, подняв медную крышку, женщина почерпнула кувшином и подала его мне.

– Попей сам сначала, умаялся, поди…

– Спасибо! – я утолил жажду.

Она вновь почерпнула, и мне вспомнилась добрая самаритянка.

– Только и эта вода быстро согреется, так и будешь бегать?

– Буду, если попросят. Им и так тяжело. Если в наших силах хоть чем-то помочь, грешно этого не сделать.

Она провела нежной ладонью по моему лицу.

– Доброе у тебя сердце, мальчик, хороший духовник из тебя получится, ступай с Богом, и если нужно, приходи сколько потребуется.

После крупных поражений у крепости Мец и у Седана, дорога на Париж была теперь открыта. Германские войска осадили столицу. Обстановка накалялась, люди пребывали в подавленном состоянии, ожидая вестей. Раненых становилось всё больше…

«Ангел мой, Хранитель мой, будь всегда со мной!» – красивый девичий голос разносился по залу, все замерли, чуть дыша, чувство было такое, что эта хрупкая девочка в белом платье – сама ангел, спустившийся на землю поддержать изувеченных душой и телом солдат. Бурные овации не заставили себя долго ждать, у многих на глазах появились слёзы. Благотворительный концерт подготовили для нашего госпиталя дети из сиротского приюта при монастыре святой Моники.

– Расскажи, Эдуард, как выглядит та, которая только что пела, – у моего приятеля из невидящего глаза выкатилась крупная слеза и скатилась вниз по небритой щеке.

– Она стройна, на вид лет пятнадцать, тёмные волосы завиваются, белый кружевной платок на голове, платье тоже белое…

– А глаза?

– Я не вижу отсюда, какого они цвета.

– Красивые?

– Вроде бы да, только очень грустные.

– Скажи, Эдуард, только честно, ты никогда не задумывался о том, что став священником, потеряешь возможность создать свою семью…

– Как же мне надоели эти все разговоры! Я ещё нужен Вам или могу идти?

– Не обижайся, мальчик. Просто у тебя ещё есть время подумать. Я – дурак, не успел до войны жениться, а кому теперь слепой да немощный нужен?! А так хочется женской любви и ласки… Разве можно без неё прожить?

– Эй вы, хватит болтать, не даёте послушать! – вечно недовольный человек без ног пригрозил мне костылём.

А Франсуа сжал мою руку и прошептал:

– Подумай, пока не поздно!

Три маленьких девочки лет восьми спели революционную песенку, в их косы были вплетены цветные ленты, символизирующие флаг Франции. У одной – синие, у другой – белые, у третьей – красные.

– Париж хоть и осаждён, но не сдаётся! Да здравствует Республика! – одобрительные возгласы пролетели по залу.

Парижане сформировали двести новых батальонов национальной гвардии и в едином порыве отстаивали рубежи столицы. Защиту города держали в основном простые люди: вооружённые ремесленники, рабочие и торговцы.

Концерт закончился по традиции Марсельезой, и те, кто мог, поднялись с постелей. Я тоже подпевал стоя. Всех нас объединяла любовь к своей Родине, и неважно, кто каких придерживался политических и религиозных взглядов, все мы любили Францию и были готовы умереть за неё.

В ту ночь я долго не мог заснуть, странно, всё время казалось, что до меня доносится запах лаванды. Но откуда же ему тут было взяться, видимо, тоска по Мерлен рисовала в моём воображении присутствие крёстной рядом, а может быть, и правда, душа её приходила меня навещать, и я таким вот причудливым образом ощущал это?! Кто знает?.. По большому счёту, Эдуард Боссе никогда не отличался нормальностью, а был скорее исключением из правил.

Когда, наконец-то, удалось погрузиться в дрёму, я увидел пылающий костёр, на нём горела, но не сгорала привязанная к столбу девушка. Я пытался её освободить, обжигая руки, развязывал верёвки, но никак не получалось хотя бы ослабить их.

Когда я увидел её зелёные глаза, то закричал и очнулся в холодном поту.

– Вечно ты орёшь, как придурошный! – Генрих заворочался и тяжело вздохнул.

А я, сев, дрожащими руками дотянулся до графина с водой, стоявшего на тумбочке, и, налив воды, осушил стакан до дна.

И снова запах лаванды вскружил мне голову.

«Где ты, Мерлен? Если бы я мог увидеть тебя! Как же хочется вновь прикоснуться к тебе, почувствовать твою любовь, крёстная! Мне так тебя не хватает!»

Но в ответ лишь тишина. За окном проехал, громыхая колёсами под лошадиное цоканье, чей-то экипаж. Темнота густой пеленой обволакивала глаза. Через стены доносился приглушённый мужской храп и редкие стоны страдающих от ран.

Я почувствовал себя в эти минуты ослепшим Франсуа, хотелось сбежать туда, где свет. Скорее бы уже наступило утро! Среди всех окружавших меня людей, я ощущал себя одиноким, бездомным, немеющим семьи человеком. Меня никто не ждёт, некуда возвращаться, даже на каникулах я останусь здесь. И это при живых родителях… От доктора Милера давно нет вестей, неужели и с ним что-то случилось?..

– Эдуард! – кто-то тихо произнёс моё имя прямо в ухо. Я вздрогнул, холод пробежал по всему телу, и это при жаре, когда, покрывшись потом, нечем дышать.

«Наверное, сквозняками продуло», – подумал я.

– Кто здесь? – произнёс я шёпотом.

Генрих недовольно что-то пробубнил в ответ и снова перевернулся.

Как ни старался я вглядеться в темноту, ничего не увидел, и ответа не последовало.

То же самое повторилось на следующую ночь. Кто-то шептал моё имя, и я просыпался, ёжась от страха и холода. Может быть, это начало какого-то психического расстройства, и мне пора обратиться к врачу?

Но врач не нашёл каких-либо отклонений:

– Молодой человек, Вы очень впечатлительны, к тому же, это может быть просто розыгрыш, и кто-то из ваших товарищей пытается подшутить над Вами…

Но это было не так. В ночь полнолуния, когда света в комнате было достаточно, чтобы хорошо разглядеть силуэты предметов, шёпот вновь прозвучал надо мной. Я огляделся, мои соседи по комнате мирно спят, и никто, кроме меня, ничего не слышит. Я накрылся одеялом с головой, пытаясь убедить себя, что всё мне пригрезилось, но стало душно, и через какое-то время я снова раскрылся.

– Эдуард, не бойся меня! Я пришла с миром… – женский голос (не похожий на голос крёстной) всё же показался мне смутно знакомым.

Я вскочил, серебристый свет наполнял комнату, ничего особенного не происходило.

– Кто ты и зачем тревожишь меня каждую ночь? – я спросил еле слышно, обращаясь неизвестно к кому.

– Я – твоя Эделина. Молись обо мне, – последовал ответ непонятно откуда.