Натали Бизанс - Возвращение. Сага «Исповедь». Книга пятая

Я поцеловал его холодную худую ладонь и почувствовал, как слёзы потекли по щекам. Сыновья любовь и благодарность переполняли меня.

В ту ночь душа священника покинула бренное тело.

«Почему, Господи, ответь мне, почему ты забираешь у меня самое дорогое?! Стоит мне всем сердцем полюбить кого-то, как смерть разлучает нас. Неужели тебе так не хватает ангелов, что ты забираешь моих близких?!»

Но в ответ тишина… Ни слова, ни шелеста, ни порыва ветра.

«Не будь так скуп, Отец, не будь так ревнив!» – мои рыдания сотрясали пустую шапеллу*. Тело отца Гийома покоилось на каменном постаменте, гроб ещё не был готов. Его бледное лицо было таким безмятежным и даже счастливым, казалось, он сейчас проснётся и снова заговорит со мной. Тихонько потрескивали зажжённые свечи, лучи уходящего солнца освещали витражные стёкла и разноцветными пятнами рассеивались по полу.

«Как мала вера твоя, сынок, что ты не видишь, какого блаженства удостоен дух мой!»

Я подскочил, как ужаленный. Клянусь, это был его голос. Но тело всё так же неподвижно и холодно.

«Ты обвиняешь Бога, даже не осознав, сколь сильна Его любовь к тебе. Самое дорогое в твоей жизни, – это Он. Он отдал тебе Себя.»

– Отец Гийом, это Вы?

– Я, мой мальчик. Смерть – это не конец, это только начало. Эделина твоя ждёт.

– Кто она?

– ПрОклятая ведьма, сожжённая на костре. Помни о ней.

Больше я ничего не слышал.

«Почему моя? Разве можно молиться за ведьму, да ещё и проклятую?..» – слёзы высохли, в душу сошёл покой. Я теперь точно знал, что отец Гийом существует и нет смысла убиваться, хоть мы и расстались, но, возможно, ещё встретимся… Теперь меня больше всего мучили неразрешённые вопросы: кто такая Эделина и как ей помочь, не сошёл ли я с ума и что с этим делать?..

*chapelle – (франц.) капелла

Революция, совершённая в Париже, не получила поддержки по всей стране. Уже в апреле коммуны в Тулузе, Лионе, Марселе и многих других крупных городах были уничтожены. Имперские войска подавили восстание крестьян. Немало усилий для этого приложили и клирики, проповедуя возвращение к монархизму, воссоединение Церкви и государства. К Парижу приближалась стотысячная армия контрреволюционеров, подкреплённая отпущенными прусским командованием французскими солдатами для поддержания версальского правительства. Париж тоже собирал свои резервы, уже к маю армия коммунаров насчитывала до девяноста тысяч добровольцев.

– Эдуард, Вы сегодня летаете где-то в облаках?!

– Простите, мсьё Маринье, я задумался.

– Напоминаю, тема сегодняшнего урока – философия эпохи Возрождения. Охарактеризовать это направление можно отказом от общепринятой идеологии католической религиозности и обращением к личности человека. Так называемый классический гуманизм, утверждение практического критерия истины. Вспоминаются такие имена, как Мишель Монтень (учитель скептицизма), Николай Кузанский, высказавший идею единства Бога и его проявления в природе (направление пантеизма) и, наконец, Джордано Бруно, известного всем нам не только своими философскими и научными трудами, но и своей трагической кончиной: он был заживо сожжён на костре…

Сильная боль пронзила сердце. Запах гари и обожжённой плоти заполнил ноздри, всё вокруг потемнело, и, последнее, что я услышал, это был звук упавшего на пол тела. Увидел себя со стороны, лежащего на полу, а дальше темнота. Замкнутое пространство и свист в ушах, словно падаю вниз с большой высоты внутри какого-то длинного туннеля или трубы, но не разбился, плавно «приземлившись».

Слабый огонь, ещё шедший от углей, шипит под струями холодного дождя. Человеческие останки, прилипшие к столбу, ещё дымятся. Вонь невыносима. Адская боль разрывает моё существо бессилием и удушающей ненавистью.

«Ещё несколько часов назад она была со мной… а теперь её больше нет!» – эта мысль пронзала копьём.

– Эделина-а-а!.. – от собственного душераздирающего крика я пришёл в себя. Этот белый кабинет был мне хорошо знаком.

– Слава Богу, Эдуард! Как Вы себя чувствуете? – обеспокоенное лицо сестры Жанны, за нею возвышается тёмная фигура аббата Маринье.

– Ну и напугали же Вы нас! Что произошло?

– Не знаю, – с трудом прохрипел я голосом, не желающим повиноваться, язык как ватный, а в носу всё ещё ощущался тошнотворный запах гари.

– Нам необходимо вызвать врача, я боюсь, что это начало падучей…

– Не дай Бог, только эпилептиков нам не хватало! Я уже отправил человека за доктором.

– Попейте воды! – она приподняла мне голову, помогая сделать несколько глотков.

– Сегодня я освобождаю Вас от работы, мсьё Боссе, полежите здесь, отдохните, как следует, – он благословил меня и обратился к фельдшерице, – сестра, позаботьтесь о больном, а я похлопочу о хорошем питании. Молодой человек очень бледен и измождён.

Когда учитель ушёл, Жаннет (как ласково мы её называли) взяла меня за руку.

– Вы кричали, Эдуард. Это был вопль отчаяния. Что Вы видели, будучи в забытье?

– Тело, сожжённое на костре, прикованное к столбу…

– О, Боже Милостивый! – она перекрестилась и промокнула мне намоченным в уксусе полотенцем лоб, – кажется, у Вас начался жар.

Меня, действительно, бил озноб, и в то же время всё горело внутри.

«Неужели эта женщина сгорела по моей вине? Или по вине моего предка? Как такое может быть? Я видел всё собственными глазами, я был там! Как возможно это? Господи, Боже мой! Неужели мы существовали прежде?!»

Не прошло и пяти минут, как прибыл врач, живший неподалёку: он обычно осматривал семинаристов и, в случае надобности, приезжал по вызову.

– Ну-с, молодой человек, откройте рот, вытяните язык и скажите: «А-а-а», – он ощупал мои гланды, посмотрел в глаза, оттянув нижнее веко, послушал дыхание, приложив к груди стетоскоп. – Картина ясная – tonsillae, проще говоря, острый тонзиллит. Где это вы так умудрились подхватить его, юноша? Выпишу Вам порошки и микстуру. Полоскать горло каждые два часа раствором нитрофурала. Жанна, проследите, чтобы больной ни с кем не контактировал до полного выздоровления. Завтра загляну снова, если случится резкое ухудшение, везите его сразу в больницу. Неплохо бы поставить спиртовой компресс на меду… и много, много пить, желательно, тёплой воды. А вот едой не мучайте, ему сейчас и проглотить что-то будет нелегко.

– Я заварю липовый чай с мёдом.

– Замечательно, только не горячий!

Доктор собрал свои инструменты и ещё раз заглянул мне в глаза:

– Сбивайте температуру уксусным обёртыванием! Желаю здравствовать! – он откланялся и ушёл.

– Мне нужно бежать за лекарствами, Эдуард, я скоро приду. Лежите, пожалуйста, не вставайте! Я Вас потеплее укутаю.

– Куда ж мне деваться-то?! – я улыбнулся.