Алекс Реут - Кинопольский волк

Лакс замотал головой.

– Ты неправильно сравниваешь. Надо долго наблюдать за животными, пока поймёшь, насколько они человечны. Агрессия тоже важна – как показал Лоренц, без неё невозможна семейная жизнь. Знаете, например, какие семьи бывают у серых гусей?

Ответом ему был крик. Тонкий и горестный крик, какие бывают от боли и отчаяния.

Копи согнулась и задрожала, сжимая руками голову. Подруги подхватили её под локти и приподняли над столом. Хранившая молчание Опасный Соболь обернулась к Лаксу и процедила:

– Довёл девушку! Видишь, что теперь с ней?

Она полуобняла Копи и медленно повела к выходу. Белянкина вытащила из-под стола сейф и последовала за ними.

Парни остались одни, напротив трёх пустых стаканов и одной тарелки.

– Так что там с башней было? – нарушил молчание Лакс.

– С какой башней?

– Которую Гейзенберг построил.

– Да взорвалась она к чертям собачьим!

И воцарилось молчание.

Лакс принялся за сэндвичи, чувствуя, однако, что голод почему-то не убывает. А вот заказ Лучевского удивлял – судя по всему, это была большая салатница, наполненная кусками слегка поджаренного мяса, и пиалка с бурым соусом, который Лаксу был незнаком. Лучевский хватал мясо, макал его в соус и за два укуса отправлял в живот, почти не разжёвывая. Лакс попытался предположить, какой народ мог придумать такое блюдо, но на ум ничего не пришло. Очень похоже выглядит строганина, но это мясо было подогретым.

Он перевёл взгляд в тот угол, который не смог разглядеть, когда стоял возле стойки. Там допивала кофе та самая женщина с пепельными волосами, что приходила его допрашивать. Прямо перед ней лежал мобильный, и она смотрела на него, не отрываясь, словно опасаясь, что телефон от неё убежит.

Сэндвичи закончились, но голод был на месте. Он уменьшился в размерах, сжался, но не исчез и по-прежнему требовал подношений.

Лучевский опрокинул в рот красную лужицу на дне салатницы, после чего посмотрел на него понимающе.

– Всё равно не хватает? Это сезон такой, всё нормально. Давай ещё по одной. Только теперь проси с копчёностями. Чтобы не приелось.

Допил соус и облизнулся.

Лакс приканчивал шестой сэндвич, когда над головой зазвучала протяжная, торжественная нота церковного органа. Он поискал глазами телевизор и нашёл его над барной стойкой.

– Церковь Воссоединения, – сообщил гладко выбритый человек в чёрном пиджаке, за спиной которого падала с небес радуга и толпились золотые купола, – рада видеть у себя новых прихожан. Прямо сейчас тысячи уверовавших возвращаются домой с нашего богослужения. Вы можете узнать у них больше о Церкви Воссоединения и, возможно, присоединитесь после этого к нам. Духовное саморазвитие…

– И крутят, и крутят, и крутят, – пробурчал Лучевский, расправляясь с мясом, – По всем каналам, кроме федеральных. Скоро весь город себе заберут. Построят вокруг стены, а сверху купол. Чтобы никто не избежал благодати.

– Люди скучают по вере, – заметил Лакс, – что тут поделаешь. Иногда это идёт на пользу. Фиксируются моральные нормы, люди чувствуют, что они теперь не одни. Кстати, можно в твой соус макнуть?

– Конечно.

Соус был пряный, солёный и тягучий. Совершенно незнакомый вкус, почти полностью забитый солью.

– У этой церкви в загашнике не только вера, – продолжил Лучевский, не переставая жевать, – У них для каждого свой крест и свои куличики.

Лаксу казалось, что его сосед сейчас наедается на целую неделю. При таком телосложении, как у Лучевского, мясо бы просто не поместилось в его желудке, устраивай он такую трапезу каждый день.

– Не понимаю.

– А чего тут понимать? Сначала они приехали, стали чайники и чашки раздавать. Первое время просто в поле, а дальше стали собирать стадионы. Потом уже и в Глухарёвке появляются, встречаются со всеми, обсуждают, ласковые такие, милые. Серьёзным господам не с руки на стадионе толкаться – и вот уже церковь заложили, причём от нас просили только землю – а кирпичи и рабочих они сами оплачивают. Неделя, другая – уже стройка идёт полным ходом. Хотя на самом деле они платят только за кирпичи. Рабочие у них такие, что даже платить не надо. Со всего СНГ съезжаются и у нас здесь в палатках живут.

– Интересно… А почему им так у вас нравится?

– Строят царство божие на земле. И полтора этажа уже готово. А ещё они теперь всю работу в посёлке делают. Причём платить надо не им, а прямо в церковную кассу. Работают хорошо, тут не поспоришь. Достаточно хорошо, чтобы мы, как и подобает людям цивилизованным, могли из них все соки жать. Не пьют, не курят, а в плане разврата такие, что девочка может при них хоть голышом бегать. Только ходят и молятся с понурыми головами. А глаза пустые-пустые. Только вечером, когда этот пастор приходит, становятся в шеренгу и молятся вслух. А потом он им еду раздаёт. И, что интересно, все эти рабочие такие счастливые. Один, что у нас в доме убирает, так мне и сказал – раньше он был с грехами, как улитка с домиком, а теперь всё сбросил и разогнулся. Ходит теперь счастливый, присутствие Бога чувствует. И очень это всё похоже, – Лучевский икнул и допил последние капли мясного сока из салатницы, – что у этих корейцев есть какие-то удивительные вещества. Потому что они все как обдолбанные.

– А может, это просто вера?

– Обдолбанный – это обдолбанный. Не важно, чем он обдолбался, – серьёзно сообщил Лучевский, – Это как хич-хайкер. Не важно, едет он из принципов или потому, что машина сломалась.

И он допил вторую пиалу соуса.

– Это у нас всегда такое, – продолжил Лучевский. – Город сложный, почти как Омск. Включаешь телевизор, а там шиза полная. Ещё раньше, пока церкви этой ещё не было, колдун местный выступал, Урожаев. Бородатый такой и значительный. Рассказывал, как свёклой геморрой лечат, как заговорами тараканов из дому выгонять, и как много тайн скрывают от нас историки. Что Стоунхедж – это космодром древних славян, санскрит произошёл от тюркских рун, а под офисом Лукойла в Москве есть подземное озеро с динозаврами. Ещё один раз по секрету поведал, кто построил египетские пирамиды.

– И кто же их, по Урожаеву, построил?

– Если мне не изменяет память, он сам.

– Да уж, великий человек. А чем он сейчас занимается?

– Никто не знает. В лес ушёл и пропал. Зайцы, наверное, съели.

Без девушек почему-то сразу стало очень скучно. Лакс прислушивался к своему желудку, которой наконец-то насытился и больше не бунтовал.

За тонированными окнами показалась красная полоска заката. День заканчивался удивительно быстро. Голова опять тяжелела.

– Они не похожи на корейцев, – продолжал рассказывать Лучевский, – Я видел корейских музыкантов, это совсем другое. И Виктор Цой не такой был. Какие-то бракованные корейцы, я считаю.