Роман Арефкин - В лесной чаще

Вскоре впереди показались горы, ставшие целью экспедиции. Пьер, завидев место назначения воочию, испытал некоторое удивление. Под термином горы он традиционно понимал природные сооружения, возвышающиеся над землёй на несколько сот метров, на протяжении которых происходит поэтапная смена флоры, в зависимости от того, на каком уровне находится тот или иной сегмент горы. Однако, горы на безымянном острове представляли собой скорее высокие холмы. Они были покрыты всё той же выжженной почвой, которая расстилалась повсюду. Один холм был повыше другого, и его вершина чем-то напоминала вершину усечённого конуса.

Когда Баллард заметил, что Пьер уставился на холмы, он заявил, что они были уже близко к месту назначения.

Гораздо большое удивление Пьера вызвало обнаружение небольшого палаточного городка. Уж чего-чего, а этого он не ожидал. Это был небольшой лагерь из пяти палаток среднего размера, одна из которых едва завалилась набок. Палатки, снаружи, были покрыты слоем пыли и даже беглого взгляда оказывалось достаточно, чтобы понять, что в этом лагере никто не обитал.

– Это место нашего прошлого стойбища. – заявил Баллард – Животные смогут здесь отдохнуть и укрыться от солнца.

Пьеру пришлась по душе идея предоставить лошадям отдых, из-за их анатомических особенностей, они намного хуже переносили местные условия. Сам мужчина тоже был бы не прочь отдохнуть, но когда он и Баллард разместили кобылу с жеребятами под сооружённый из повалившейся палатке тент, профессор сказал, что им вдвоём предстоит ещё совершить вылазку к холмам.

Вполне вероятно, что та степень усталости, которую испытывал Пьер, заставила бы его возразить профессору и предложить сперва отдохнуть, но Баллард пообещал, что эта вылазка послужит финальным аккордом путников перед тем, как они преступят к самому главному – извлечению золота.

Пьер по-прежнему не понимал, как это будет возможно, за неимением какого либо инструмента. В конце концов, мужчины оставили все лишние вещи в лагере, и пошли дальше.

– Могу я спросить тебя, о чём ты думал весь этот путь? – задал вопрос Баллард, искоса поглядывая на Пьера, пока они шли в направлении холмов.

– О многом. – ответил Пьер, даже не удостоив профессора взгляда, понимая, что тот всё равно услышит его – Главным образом о том, как протекает наша жизнь и как мы можем её изменить.

– Эти глупцы, в основном, полагают, – говорил Баллард, очевидно ссылаясь на индусов – что судьбу нельзя изменить. Что человек умирает там и тогда, когда ему это определено.

Пьер улыбнулся.

– Мне кажется, они заблуждаются, но я бы не стал называть их из-за этого глупцами.

– Отчего же? Ты же понимаешь, что мы с тобой здесь, в километре от золота, которое исторгается на поверхность этой земли, в то время как люди, которым эта земля принадлежит, не решаются даже протянуть руку, уверовав в свои собственные иллюзии.

– Мне кажется, – отвечал Пьер, после некоторого раздумья – их, как ты говоришь, «иллюзии» в данном случае формируют ту основу, на которой они живут. Золото для них не самое главное. Они долгое время, почти что сто лет, были колонией для Британской империи, и золото выуживалось из их недр тоннами, но если бы они позволили забрать у них их убеждённость, их идеалы, то вряд ли они смогли бы вновь стать самодостаточным народом.

– Стало быть ты считаешь, что наши легенды и верования в каком-то роде определяют нас самих? – несмотря на ухмылку на лице Балларда, его вопрос прозвучал искренне, и Пьер был удивлён такой заинтересованностью его мнением.

– Мне кажется, что мифотворчество, это одна из основополагающих способностей человека, сделавшая его тем, кто он есть. Недаром каждая культура имеет в своём фундаменте текстуально-выраженный миф, на котором уже строится культура и ментальность общества, иначе библия, коран, талмуд и другие священные писания уже давно превратились бы в памятники истории, но они продолжают жить с людьми.

Баллард ничего не ответил, предпочтя о чём-то задуматься и попытаться разобраться в своих мыслях в молчаливом одиночестве. Представившаяся Пьеру возможность пройти остаток пути молча была использована для того, чтобы вновь вспомнить свои недавние сны. Всякий раз, когда мужчина устремлял свой взгляд на холмы впереди, в его памяти словно вздрагивали какие-то слои накопленных воспоминаний.

– Тормози. – сказал вдруг Баллард, когда от ближайшего из холмов путников отделяло несколько сот метров.

Рядом находились груды валунов, нагретые парящим солнцем. Профессор призвал Пьера поскорее зайти за эти валуны. Здесь, в образовавшейся тени, мужчины присели на пыльную землю и пропустили по несколько глотков тёплой воды из фляг.

Баллард расчехлил небольшой походный бинокль, который уже давно заприметил Пьер. Удерживая устройство в руках, профессор подкручивал лимб, выбирая какие-то настройки, затем он посмотрел на Пьера и проговорил:

– Ты должно быть всё недоумеваешь по поводу этих лошадей, которых мы с собой притащили, и почему у нас нет инструмента?

Пьер лишь пожал плечами и ничего не ответил.

– Вот, возьми и посмотри туда, к подножью холма. – Баллард протянул компаньону бинокль – Только осторожней, смотри, чтобы прямой солнечный луч не попал в окуляр, рискуешь получить ожог сетчатки.

Пьер принял бинокль, затем вышел из тени валунов и осторожно направил устройство в нужную сторону. То, что он увидел должно было оставить в нём неизгладимый след, посеяв панику и страх. Однако, сам того не понимая почему, его не покинуло присутствие духа. И хотя от увиденного могло перехватить дыхание, Пьер обнаружил, что он владел собой как никогда ранее.

Там, на расстоянии около трёх ста метров от позиции, которую заняли путники, у самого подножья первого из холмов, из стороны в сторону сновали муравьи.

Пьер сперва отодвинул от себя линзы бинокля, чтобы убедиться, верно ли он использовал прибор, но сомнений не оставалось, у подножья холма сновали муравьи, каждый из которых был высотой со среднюю собаку, породы немецкой овчарки. Длина туловища каждого насекомого была не менее внушительной, и Пьер, на глаз, определил её как полтора– один и восемь метров, что в принципе соответствовало росту взрослого человека.

Гигантские муравьи были заняты своими делами, они сновали из стороны в сторону, то исчезая в овальных проходах, оставленных в земной поверхности, то вновь появляясь из них.

Не потребовалось обладать излишней наблюдательностью, чтобы понять, что ходы в земле были связаны с гигантскими холмами, которые, по всей очевидности были муравейниками.

Отведя бинокль от глаз, Пьер прикрыл глаза и в его сознании всплыли образы из его детского видения, посетившего его в лесу, недалеко от Артуа. Он вновь мчался по извилистым ходам муравейника, теперь, однако, он замечал, что странные, казавшиеся ему тогда необычными, внутренние своды ходов были сделаны из песчаника.