Ли Льеж - Марионетки на ладони

– Успею, – ничуть не смутилась она.

Спустя примерно полчаса моих уговоров, Козетта соизволила вылезти из-под одеяла и открыть глаза. Я знала, что самое сложное позади: придя в себя, Козетта собиралась молниеносно. Я ещё не разгладила как следует наши плащи, а она уже полностью преобразилась: умыла лицо, почистила зубы, расчесала и заколола волосы, влезла в платье и туфельки. Спящая красавица превратилась в блистательную принцессу. Когда я свернула её постель, Козетта села на полку, достала из ридикюля пудреницу с зеркалом и несколько раз прошлась пуховкой по своему и без того безупречно свежему личику.

– Я похожа на гусеницу! – объявила она.

– Нет, – возразила я.

– Ну хорошо, значит, не похожа, – легко согласилась Козетта. – Когда там уже Злондон? Мне до смерти надоел этот противный старый поезд!

– А до этого тебе успел надоесть этот противный старый пароход.

– Ага. А до этого мне надоел противный старый Париж и местные бандиты!

– Потише, хорошо? – попросила её я, но Козетта только отмахнулась.

Все наши многочисленные вещи ехали в багажном вагоне. Половину этих чемоданов и сундуков нам предстояло выбросить сразу по прибытии в город, но отправиться в путь без них мы не могли: дама, путешествующая налегке, вызывает всеобщее подозрение. В купе хранились только два саквояжа – мой и козеттин. Именно в них мы и держали все те вещи, которые были нам действительно нужны. Уложить саквояжи не составило никакого труда, и вскоре мы с Козеттой сели, раздвинули шторки и обе уставились в окно, поджидая, когда же покажется пригород.

В купе вежливо постучали: проводник принёс чай.

– Доброе утро, я принёс завтрак для леди Клариссы Кольт и её горничной. Позволите войти?

Козетта не глядя махнула рукой. Проводник – тот самый, который назвал меня мартышкой, – с преувеличенной почтительностью поставил на деревянный столик две фарфоровые чашечки с чаем. Через минуту он вернулся со сливочником и бисквитами. Мы начали завтракать, причём Козетта болтала под столом ногами и с набитым ртом продолжала делиться со мной впечатлениями от всего, что она видела за окном.

– Смотри, какая огромная фабрика, какая уродливая, ха-ха! И целых семь… нет, восемь труб! Интересно, что они там производят? Как по-твоему?

– Откуда же мне знать?

– А я думаю, что там плетут шляпки. Такие золотистые шляпки с широкими полями. И украшают тульи цветами. Лентами и жасмином. Это такие маленькие и миленькие шляпки, по тысяче шляпок в день…

– Ага, – притворно согласилась я, – именно шляпки там и делают. Шляпки и корзинки.

Никогда не могла понять, почему Козетте так нравится притворяться дурочкой. Ладно бы перед мужчинами, которые буквально млели от её болтовни, но передо мной-то? Практикуется она на мне, что ли?..

– А у меня вот нет шляпки! – капризно протянула моя подруга, – Я несчастное бесшляпочное создание!

– Есть, – устало возразила я.

– Новой нет!

Продолжая взахлёб нести всякую ерунду, Козетта расправилась с тремя бисквитами и запила их густо сдобренным сливками чаем.

– Даже не знаю, как я покажусь перед злондонским бомондом! – прощебетала она, запуская руку в свой саквояж. – Все мои обновки такие… устаревшие!

Козетта накупила полдюжины платьев неделю назад в Париже, и мне было об этом прекрасно известно.

– Мы пойдём гулять, и все засмеют меня, скажут: фу, какая неизысканная, неэлегантная леди! – с этими словами Козетта вытащила пистолет и прицелилась к чему-то в окне.

– Ты с ума сошла?! Убери сейчас же! – зашипела я, подскакивая на сиденье.

Козетта засмеялась. Но молниеносно сунула в саквояж руку с пистолетом, когда в купе снова заглянул проводник.

– Я могу убрать посуду, госпожа?

– Да, пожалуйста! – обворожительно улыбнулась ему Козетта.

Когда за проводником закрылась дверь, я тихо спросила:

– В кого ты целилась?

– В самую высокую трубу, – оживлённо ответила сидящая рядом со мной золотоволосая красавица, – она бы, наверное, взорвалась. Ба-бах! Вот было бы весело! Но мы уже проехали…

Козетта ухитрялась существовать на свете под несколькими разными именами. Её настоящее имя было Долли Миллер – но ни одного документа, подтверждающего это, не сохранилось. В полицейской картотеке она значилась как Козетта. Во время нашего пребывания во Франции её звали Катрин Девидур. Ступив на английский берег, она превратилась в Клариссу Кольт.

Ну а я стала китаянкой по имени Синь. Это была идея Козетты, а я, в общем, не возражала: Синь так Синь. Козетта раздобыла для меня удостоверение личности на это имя, а никаких других документов у меня всё равно никогда не было. Можно сказать, что японка Сора ушла в историю. Осталась только я. И Хина.

Саквояж Козетты был битком набит платьями, а в моём лежали две перемены белья и закутанная в них Хина. Я надеялась, что ей не слишком тоскливо путешествовать подобным образом. Постоянно носить Хину на руках становилось опасно: она привлекала к себе слишком много внимания. К тому же теперь я перестала быть подростком, я стала взрослой, а взрослая девушка с куклой выглядит… раньше меня совершенно не волновало, как это будет выглядеть. Но теперь я была не одна, и мне приходилось блюсти интересы Козетты.

Когда поезд остановился у большого Злондонского вокзала, мы с Козеттой сразу поспешили к выходу из вагона, чтобы не пережидать, пока выберутся другие пассажиры. Усатый проводник почтительно протянул руку выходящей Козетте, на которую та грациозно оперлась, а меня, естественно, проигнорировал. Мы ступили на перрон и довольно заозирались.

– Наконец-то земля под ногами не качается из стороны в сторону и не трясётся, – проговорила Козетта, выразив и моё мнение тоже. – Ну что, пошли?

Я кивнула. Говорить в присутствии посторонних мне не полагалось: я же должна была изображать безъязыкую китайскую служанку.

– Вечером я пришлю записку с адресом, куда доставить багаж! – сообщила проводнику Козетта и даже протянула ему руку на прощанье.

Обалдев от такого счастья, усатый проводник пожал протянутую ему кисть, не решаясь прикоснуться к ней губами. Я снова сделала равнодушное выражение лица.

А Козетта уже спешила к выходу, скользя вдоль испускающего пары поезда чёрно-белым шелестящим облаком. Я поспешила за ней.

– Итак, – проговорила Козетта, когда мы с ней поравнялись, – письмо должно ждать нас в кабинете начальника вокзала.

– Леди Кольт! Вы позволите называть вас просто Кларисса?.. – начальник вокзала то расстёгивал, то застёгивал блестящие пуговицы на своём жилете, очевидно волнуясь. – Это такая честь для нас… И для меня лично…

Тут он сообразил, что его поведение выглядит навязчивым, и ещё сильнее растерялся.