Владимир Границын - Линия Крови

Повисшую в кабинете тишину нарушил суровый голос Коршунова:

- Что же, выходит и баба твоя кровососам служит?

Лицо Ивана потемнело еще больше. Не поднимая головы, он проговорил:

- Да. Акулина, она… в общем она с ними. До конца.

- А ты что же переметнулся? Испугался, что и тебя упыри высосут?

- Этого мне бояться не приходилось. Слугу Хозяина не тронет ни один вампир.

- Что же тогда? Иль почуял, что кранты твоим хозяевам? Хочешь прощение заработать?

- Мне на прощение рассчитывать не приходится, - твердо проговорил Иван. – Да я и не надеюсь. И не боюсь. Это я раньше боялся…

Иван поднял голову. Взгляд его был полон выстраданной решимости.

Логово Черного графа решили выжечь каленым железом не мешкая. Подошли к этому делу со всей тщательностью. Уже к полудню старый графский дом был окружен тройным кольцом ЧОНовцев. Плечом к плечу с красноармейцами стояли служители церкви. Вместо винтовок у доброй половины бойцов в руках были длинные, старательно заостренные колы. Многие держали ломы, топоры, гвоздодеры – чтобы сподручнее вскрывать наглухо заколоченные ставни, выбивать двери, впускать в самые потаенные уголки мрачного здания своего вернейшего союзника – солнечный свет. Священники также подошли к делу во всеоружии – наготове были хоругви, иконы, распятья, кадила, жбаны со святой водой. Некоторые держали в руках крепкие, окропленные святой водой веревки и цепи. Все до последнего рядового получили строжайший приказ: самого Черного графа взять непременно живым. Именно это и составляло главную трудность и заставляло бойцов нервничать – убивать упырей уже наловчились, а вот как такую взбесившуюся нечисть взять в плен никто не представлял даже приблизительно.

Аркадий, Михей Коршунов, Филарет и Иван стояли во дворе графского особняка позади первой цепи. Аркадий нервно курил, Михей сжимал в руке обнаженную шашку. Филарет казался безмятежным. С лица его, с самого утра не сходила неуместная, будто приклеенная улыбка. Иван мял в руках шапку.

В вышине распростерлось чистое, по-весеннему синее небо. С крыш падали первые звонкие капли. Пахло весной. Окруженный особняк почти до основания был залит ярким солнечным светом. Но внутрь свет божий не проникал – на всех до единого окнах, даже на втором этаже, были наглухо заколоченные ставни. Все ставни на втором этаже и многие на первом сделаны явно недавно. Подогнаны грубо и не крашены. Вид у дома нежилой и зловещий. Возможно собравшимся здесь он казался особенно жутким оттого, что они знали какое зло таится внутри.

Аркадий в последний раз окинул нервным взглядом готовое к действию воинство, затоптал в снег окурок и во всю мощь командирского голоса крикнул:

- Пригото-овиться… в ата-аку марш!!

Первая шеренга двинулась с места. Тронулись следом и Аркадий с Михеем. Михей, подбадривая бойцов, покрикивал:

- Давай, ребята! Давай! Вскрывай эту хренотень! Ломай все, чтобы ни одного темного угла не осталось! Сейчас мы этих ублюдков на свет божий повыволочем!..

Пространство вокруг наполнилось скрежетом выдираемых из древесины гвоздей, треском ломаемых досок, ударами, звоном стекла.

Вдруг, совершенно чуждый этой какофонии, хлопнул выстрел. Резко повернувшись на звук, Одежкин увидел в проеме одного из окон растрепанную женщину с винтовкой в руках. Красноармейцы, расколотившие в том окне стекла, отшатнулись. Кто-то из них крикнул грозно:

- А ну брось, курва, а то башку оторву!

Тетка пальнула еще раз, ни в кого конкретно не целя, и скрылась. Аркадий поспешил к главному входу, двери которого трещали под напором нескольких ломов и вот-вот должны были сдаться. Но тут что-то заставило его посмотреть назад. Аркадий обернулся. Оставшийся с Филаретом на том же месте Иван лежал на спине. Священник склонился над ним, что-то шепча. Во лбу смотрителя, точно посередине, чернело аккуратное отверстие. Из него тонкой струйкой стекала на белый снег кровь.

- Есть! – послышался от крыльца голос Коршунова.

Аркадий посмотрел туда. Тяжелые двери, наконец, выломаны. В проем осторожно, ощетинившись колами и штыками, входят красноармейцы. Одежкин поспешил за ними.

Среди тех, кто принимал участие в штурме последнего оплота Зареченских упырей, чувствительных людей было мало. Но то, с чем столкнулись ЧОНовцы в тот день, не оставило равнодушным никого. И очень многим еще долго снились кошмары.

Кровососов в доме было как деревьев в лесу. И имела место самая настоящая бойня. То, что творилось тогда в особняке, напомнило Аркадию страшный бой в окрестностях Дмитриевского, когда его отряд попал в засаду. Но теперь все было с точностью до наоборот. И на порядок масштабнее.

Сегодня его бойцы не кричали – делали свое дело в озлобленном молчании. Вопили уничтожаемые вурдалаки. Коридоры и комнаты особняка наполнились хрустом пробиваемых колами неживых тел, глухими ударами обрушивающихся на них топоров, шипением горящей в брызгах святой воды и под солнечными лучами мертвой кожи. И истошным верезжаньем, хрипами, визгом издыхающих упырей. Сам Одежкин участия в бойне не принимал, лишь дважды ему пришлось выстрелить в оскаленные морды, клацавшие клыками слишком близко. Пуля для вампира обычно не смертельна, но выпущенная в упор в голову, да еще разрывная, работает не хуже осинового кола. Аркадий ждал главного действия разыгравшейся драмы – выхода на сцену самого Черного графа. Но тот появляться не спешил. Иван говорил, что Воронов дни проводит в подвале под домом. Аркадий с Коршуновым и группой бойцов отправился туда.

С подвалом вышло все не так просто. Дверь, что в него вела, оказалась очень мощной, вдобавок обитой толстым железом. Над ней бились не меньше часа – тщетно. К тому времени в самом доме все уже было кончено. Тела «освобожденных» кровососов красноармейцы крючьями стаскивали во двор, в одну общую кучу. Туда же приволокли багром труп Акулины – «курва» сдаться на милость победителей не пожелала и была пристрелена.

Уже сгорели, истлели останки, а проклятая дверь все не сдавалась. Тогда подошедший командир первой роты предложил поискать возможность проникнуть в подвал другим путем.

- Должны же быть в подвале хотя бы отдушины. А в таких домах зачастую имеются и целые окошки. Может, удастся пробраться через них?

- Что-то я не видел. Ну ладно, пошли, посмотрим, - невесело ответил Одежкин.

Во дворе он хмуро глянул на солнце. Равнодушное светило клонилось к близкому уже горизонту.

Окошки в подвале имелись, но были наглухо замурованы. Красноармейцы под бодрым руководством ротного начали ковырять ломами жесткий как железо цемент. Одежкин на это дело кисло глянул и отправил посыльного за взрывчаткой. Пока суд да дело, солнце опустилось еще ниже. Теперь уже не один Одежкин поглядывал на него с тревогой.