Владимир Границын - Линия Крови

- Успеем, Петрович? – обеспокоено спросил подошедший от группы священников Коршунов. – Может до завтра? Никуда он отсюда не денется. Не выпустим.

Аркадий, не сводящий глаз с закрывшей подвальное окно кирпичной кладки, у которой бойцы прикапывали доставленный динамит, мрачно мотнул головой.

- Нет. В этом деле я поставлю точку сегодня.

Михей вздохнул, повернулся к «саперам»:

– Ну! Долго ли?!

- Готово! – ответил один из красноармейцев, высокий и худой, в шинели не по росту. – Запалять?!

- Погоди! – крикнул Одежкин. – Жахнем все разом!

Пять взрывов – четыре на улице и один у той самой строптивой двери – громыхнули одновременно. Эффект был что надо! Взрывы пробили не только свежую кладку, но выворотили и изрядные куски фундамента. Дверь же просто-напросто вывалилась, слетев и с петель и с солидного запора. В подвал хлынули потоки слегка синеющего света раннего зимнего вечера.

- Вперед, ребята! Да не сломя голову, с опаской! – снова, как и в начале штурма начал покрикивать, подбадривать бойцов Коршунов.

Перекрывая его голос, Одежкин проорал:

- Черного графа брать живым! Все слышали?! Это приказ!!

Главного вампира нашли там, где и ожидали. Конечно, он в подвале был не один. И, разумеется, без боя сдаваться не собирался.

Андрей сидел в самом дальнем, самом темном углу подвала и ждал ночи. Рядом с ним сидели Аннушка и Клим – дети Ивана и Акулины. Три десятка низших вампиров рыли подземный ход. Рыли вяло – даже толстые каменные стены не могли защитить от давящего, лишающего сил действия православных обрядов и сильнейшего ментального потрясения от массовой гибели собратьев. За весь день квелые создания тьмы прокопали лаз в глубину лишь на пару метров. Сейчас лаз уходил под фундамент и там обрывался.

Андрею пришла в голову мысль забраться в него и приказать упырям засыпать себя, и от этого ему стало страшно – он понял, что из грозного, вселяющего ужас охотника превращается в напуганную, загнанную жертву. Осознание этого его не на шутку взбесило. Он начал зло, отрывисто выплевывать извращенные слова перевернутой задом наперед молитвы «Отче наш». Голос его при этом был похож на рыкание зверя. Против обыкновения, обращение к князю тьмы сил не прибавило. Черный граф впился когтями в землю – Хозяин оставил его разбираться с охотниками одного. В тот же момент сразу со всех сторон раздались взрывы. Посыпался щебень, подвал наполнили клубы пыли. Разверзлось сразу несколько проемов. В них хлынул свет. Упыри зашипели, стали сбиваться в кучи в темных углах. А вслед за светом в подвал спускались каратели.

Андрей резко поднялся на ноги, хищно ощерился. Прохрипел:

- А вот и пища! Сами идут!

В то же время чутье вопило ему – сегодня все по-другому. Охотники ВЕРЯТ. И, что едва ли не еще хуже – НЕ БОЯТСЯ. Что ж, он готов к последнему бою. Им придется заплатить за победу дорого. Очень дорого.

Собрав все оставшиеся силы, Вампир ударил по человечишкам Волной Ужаса. Он привык к тому, что после такого ментального выброса людишки цепенеют, становятся напуганы, безвольны и уязвимы. Сегодня это сработало лишь отчасти.

По ушам ударил звук мощного, мелодичного голоса, во всю силу распевающего молитву. Вампир зарычал, он готов был броситься в бой, но что-то беспокоило его. И читающий молитву священник тут ни при чем…

Темные, лишенные белков глаза Вампира скользнули по лицам приближающихся людей. И столкнулись с твердым, беспощадным взглядом одного из них. В глазах человека читалась такая сила, что граф отшатнулся. Губы человека сложились в торжествующую улыбку.

Аркадий улыбался. Он понимал, нет – чувствовал, что у Вампира нет власти над ним. Огромные, непроглядные глаза Черного графа больше не казались ему гипнотизирующими и бездонными. Это были просто мертвые, затянутые пленкой тьмы – словно черным бельмом - глаза.

Вампир прижался спиной к стене и заверезжал. Продолжая улыбаться, Аркадий встал прямо перед ним. Неожиданно для него самого с губ сорвались слова давно, казалось, забытой молитвы. Рядом встал, с распятьем перед грудью, Филарет. Голоса их слились в один мощный, завораживающий напев. Вампир замер не в силах двинуться с места. На застывшем, одеревеневшем лице продолжали жить только налитые ненавистью, полные злобы глазищи.

- Давай, ребята, вяжи его, - не растерялся Коршунов.

В руках Михея вместо шашки уже была отобранная у кого-то из бойцов цепь.

Поверженного, закованного в цепи Черного графа до наступления ночи продержали в темном углу подвала. На его глазах были уничтожены все низшие вампиры до единого. С приходом темноты Андрея, в сопровождении роты солдат и дюжины священников, доставили в здание горкома. Там, в крепком подвале бывшего фабрикантского особняка, его ждал Берштейн.

Иосиф Давидович в свете электрической лампы долго изучал неживое лицо своего врага. Но беседовать с ним не стал. Да никакой беседы и не получилось бы – оставшийся один, лишенный сил и раздавленный невыносимой для него тяжестью множества символов Веры вокруг, Вампир превратился в снулое, затравленное, безвольное существо.

Берштейн вышел. Теперь предстояло главное – решить дальнейшую судьбу этого, столь долго наводившего на всю округу ужас, кровососа. Руководители победившей «коалиции» спорили в кабинете Иосифа Давидовича до самого утра.

Сам Берштейн настаивал на том, чтобы вурдалака на веки вечные заточить в каменный мешок с выложенными в стенах церковными символами. Чтобы наказать, так уж наказать.

Филарет был категорически против. Он предлагал покончить с нечистью раз и навсегда. По-простому пробить неживое тело осиновым колом и сжечь на солнце. Во избежание, так сказать, освобождения. Случайного или преднамеренного.

Точку в споре поставил Одежкин. Черт знает почему, но он принял сторону Берштейна. А так как единственная на тот момент реальная сила в городе была за ним, то и поспорить с ним было некому. Филарет настоял лишь на том, чтобы Черного графа предварительно – дабы лишить сил наверняка – запаять в серебряный саркофаг с выгравированными на нем со всех сторон правильными текстами. И чтобы церемония была проведена служителями церкви и в строжайшей тайне. На том и порешили. Местом заточения выбрали родовой склеп Вороновых – все равно он уже заброшен и родни у графа больше не осталось.

Капитан Растотуров перевернул последнюю страницу пухлого дела. Не спеша сложил пожелтевшие от времени листы аккуратной стопой, убрал в папку. Глянул на часы.

- Ого! Времени-то уже! Я вас, наверное, задерживаю? – обратился он к архивистке. - Что же вы не сказали…

- Ничего, - устало улыбнулась женщина. – Сегодня я собиралась задержаться здесь так и так. Нашли что-то стоящее?