Владимир Границын - Линия Крови

- Давай уже покончим со всем этим.

Илларион молча кивнул.

Они снова спустились в теперь уже не опасный подвал. Вытащили плащ с жутким содержимым наверх. Илларион поднял плащ за воротник. Ссохшийся, скукоженый труп вампира выпал. Едва на него попал солнечный свет, он вспыхнул. Вспыхнул так ярко, что было больно смотреть. От пламени исходил ощутимый жар. Жанна попятилась. Священник бросил плащ в огонь и тоже сделал шаг назад. Девушка вытащила сигареты, закурила. Когда от Черного графа остался лишь пепел, она сказала:

- Может зря? Может, следовало его в поликлинику сдать? Для опытов. В смысле: сохранить для науки.

Илларион уставился на нее округлившимися глазами. Что ответить он нашелся не сразу. Несколько секунд хлопал глазами, потом горячо воскликнул:

- Ты что?! Это же очень опасно! Если и можно было с этим… с этими… э-э… останками что-то делать, то только в рамках церковных канонов…

- А как же наука? – перебила Жанна.

Илларион вновь замолк, задумался.

- Ладно, не бери в голову, - Жанна швырнула окурок на горстку пепла. – Я пошутила.

Небывалый туман, уже объявленный областными синоптиками самым сильным за последние сто лет, сгинул. Уже на следующий день, в субботу, возобновилось движение через Волгу пароходиков и парома. А в воскресенье Жанна уезжала домой. На пристань проводить ее пришли бабушка Маша и Илларион. Воскресный денек был солнечным и теплым. Жанна была в той одежде, в которой приехала сюда из Вознесенска – короткая кожаная куртка, кожаная же юбка до колен и высокие сапоги на сплошной подошве. Та же, что неделю назад, была и прическа. Но выражение лишенного косметики лица и особенно взгляд девушки были совсем иными. Жанна за неделю не постарела конечно, нет. Она повзрослела.

Бабушка, несмотря на тепло, вышла на улицу в застегнутом на все пуговицы демисезонном пальто. Голову ее укрывал платок. Илларион же, как и всегда, был в своем неизменном облачении – черной рясе и такой же скуфье. На плече священника висела Жаннина большая зеленая спортивная сумка, с которой она приехала из Вознесенска.

Людей на пристани было мало. Мария Михайловна, Илларион и Жанна стояли втроем у невысокой ограды причала и смотрели на раскинувшийся перед ними простор. Величаво несла свои воды к Каспийскому морю древняя русская река. Так же чинно ползла по ее спине, в противоположную течению сторону, длинная сухогрузная баржа. По всей длине сухогруза высились большие бледно-желтые кучи. Что это было, удобрения или просто какие-то камни, с расстояния люди различить не могли. Да никто и не старался. Высоко над головами медленно плыли в ту же сторону, что и вода, белоснежные, невесомые облака. Теплый ветерок ласкал лица. Воздух был напоен влагой и свободой. Слух баюкал тихий плеск волн. Даже пронзительные крики чаек не нарушали гармонии, а дополняли ее. Окружающая идиллия заставила Жанну почувствовать потерю любимого особенно остро. На глазах девушки выступили и остались тихо подрагивать слезы.

- Ну, вот и отчалил вроде бы пароходик, - проговорила, всматриваясь в даль, бабушка Маша.

Жанна посмотрела в сторону речного вокзала на противоположном берегу. Белый кораблик, издалека кажущийся игрушечным, отделился от пристани и развернулся к ним носом.

- Вы так далеко видите? – удивился Илларион.

- Это что-о, - протянула Мария Михайловна. – Вот когда я молодая была, вот где зрение-то было. Я ж в Великую Отечественную наблюдателем служила. В зенитном полку.

- А мама говорила, что ты лично сбила четыре немецких самолета, - вспомнила Жанна.

- Ну да, было, - подтвердила бабушка. – Потом-то я наводчицей была.

Спешащий с кинешемского берега пароходик постепенно становился все больше. И все меньше походил на игрушку. Вот он достиг середины реки, резво скользит по блещущим серебром волнам уже совсем близко. Люди на пристани и возле нее зашевелились, стали подходить ближе к причалу. Жанна повернулась к провожающим ее прабабушке и священнику.

- Родителям привет передавай, - в десятый раз повторила Мария Михайловна, - пусть в гости приезжают. Уж лет восемь прошло, как я мать-то твою в последний раз видела. Только открытки и шлет.

- Обязательно приедем, баб. Уж я-то точно. Ты бы и сама хоть как-нибудь к нам собралась.

- Ну-у, куда уж мне.

Они обнялись, поцеловались. Высвободившись из бабушкиных объятий, Жанна шагнула к Иллариону.

- Ну, прощай… святой отец. Может, свидимся еще… - и чмокнула его в щеку.

Илларион густо покраснел. Потупив глаза, пробормотал:

- На все воля Господа.

Жанна взяла у него из рук свою сумку, сказала:

- Ну все, пока, - и присоединилась к жидкому потоку спешащих по сходням людей.

Жанна разместилась на открытой палубе второго этажа. Помахала бабушке и Иллариону рукой. Пароходик тронулся. Побежал, все быстрее и быстрее, навстречу ветру. Жанна, смотрела через борт на темную, чешуей переливающуюся на солнце воду и думала о том, как много тайн может скрываться за кажущейся обыденностью окружающего мира. И о том, как дорого приходится порой платить за неведение и неверие. Неожиданно ей вспомнился старик, с которым она беседовала тогда на паромной переправе. Когда пароходик уже походил к кинешемскому речному вокзалу, девушка оглянулась.

Зареченский берег весь, насколько хватало глаз, был залит солнечным светом.

Прошли годы. Жанна по-прежнему работает в уголовном розыске. После памятных событий в Зареченске девушка несколько месяцев находилась под следствием, но в коне концов промахи молодой сотрудницы сочли незначительными и в должности восстановили.

Милицейское (и не только) руководство Зареченска почти полностью сменилось. И завершен, наконец, мост, строительство которого было начато еще в прошлом веке. Теперь Жанна ездит навещать бабушку Машу напрямик.

А Кукушкин исчез. Но однажды…

Однажды в городе Рыбинске, что тоже стоит на Волге, двумя сотнями километров выше Зареченска, к одному из самых обычных девятиэтажных панельных домов подъехала легковая машина. Подъехала белым днем. Обыкновенная десятка серо-стального цвета. С транзитными номерами.

Дверца водителя открылась и из десятки вышла стройная платиновая блондинка в джинсовом костюме и мягких кроссовках. Пискнула, включаясь, сигнализация. Упали в черную, крокодиловой кожи сумочку ключи. Девушка поправила большие солнцезащитные очки и направилась во двор. Проходя мимо восседающих на лавочках у подъезда бабушек, широко улыбнулась:

- Здравствуйте.

- Здрасьте, здрасьте, - нестройным хором ответили пенсионерки.

Девушка вошла в открытый настежь подъезд и поднялась на третий этаж. Здесь она остановилась. Подошла к двери в правом дальнем углу, секунду помедлила. Потом расстегнула на сумочке молнию и надавила на кнопку звонка. Из глубины квартиры донеслась заливистая трель. Едва прекратив давить на звонок, девушка начала колотить ладонью в дверь. Снова звонок, и снова – колотить. За дверью послышались торопливые шаги. Простуженный мужской голос просипел: