Марк Фрост - Список семи

– Господи боже! – воскликнул он, прижимаясь спиной к двери, за которой слышалось злобное рычание.

Ларри и Спаркс добродушно посмеивались.

– Видали бы вы свое лицо, – от души веселился Ларри.

– Что за дьявола вы там прячете? – спросил Дойл.

– Вот вам и ответ на ваш вопрос, – сказал Спаркс и негромко свистнул. – Теперь можете открывать.

– Нет, благодарю покорно.

– Ну же, Дойл, я подал сигнал, и теперь этот зверь так безобиден, как ягненок.

Повернув ручку, Дойл чуть-чуть приоткрыл дверь и спрятался за ней. Огромный дог протиснулся в комнату. Голова собаки была размером с тыкву, мощное тело почти как у теленка. Собака стояла на пороге, ожидая приказания хозяина.

– Хорошая собачка Зевс, – улыбнулся Спаркс. – Поздоровайся с доктором Дойлом.

Обнюхав Дойла, спрятавшегося за дверью, Зевс сел перед ним на задние лапы, чуть не ткнувшись мордой в живот доктора. Он посмотрел на Дойла удивительно умными глазами, а потом протянул лапу как бы для рукопожатия.

– Ну что же вы, док, – хмыкнул Ларри. – Он обидится, если вы откажетесь подружиться с ним.

Дойл пожал протянутую ему лапу. Довольный Зевс опустил морду на пол и поглядел на Спаркса.

– А теперь, когда вы уже познакомились, поцелуй доктора Дойла, Зевс.

– А вот это совсем не обязательно, Джек, – запротестовал Дойл.

Но Зевс поднялся на задние лапы, заглянул Дойлу в глаза и, повиливая хвостом, лизнул его в щеку.

– Хороший мальчик Зевс, – неуверенно пробормотал Дойл. – Хорошая собачка. Хорошая. Хорошая собачечка…

– Вы с ним не сюсюкайте, док, – предупредил Ларри. – А то он решит, что ему все дозволено.

– Не буду, – согласился Дойл. – Ну, хватит, хватит, Зевс.

Явно понимая, что ему говорят, Зевс сел на пол у ног Дойла и снова посмотрел на Спаркса.

– Теперь вы убедились, что беспокойство по поводу воров абсолютно беспочвенно, – с гордостью произнес Спаркс, разливая кипящую жидкость в пузырьки.

Дойл почесал собаку за ушами.

– Замечательное существо собака, – сказал Спаркс. – Никакое другое животное не расстается со своей свободой столь охотно ради того, чтобы верно служить человеку. Люди в большинстве своем на это совершенно не способны.

– Особенно если собаку кормите вы сами, – заметил Дойл.

– Мы сами кормим и наших епископов, и наших священников, только я что-то не слышал, чтобы кто-нибудь из них пожертвовал своей жизнью ради другого.

Дойл кивнул, еще раз с удивлением оглядывая спартанское жилище Спаркса.

– Это действительно ваш дом, Джек? – спросил он.

Спаркс вытер руки полотенцем и начал смывать с себя грим; сначала он отклеил седые брови и снял парик.

– Иногда я здесь ночую и, как вы могли заметить, провожу различные эксперименты. Точнее было бы сказать, что я чувствую себя везде как дома, потому что считаю себя гражданином мира. Дома в обычном смысле у меня нет с тех самых пор, когда мой брат превратил в пепел наше поместье. Такой ответ вас удовлетворяет?

– Вполне, – смутившись, ответил Дойл.

– Отлично. – Спаркс снял свой театральный наряд, отстегнул высокий воротничок, мягкую накладку с живота. – Если вам интересно, я могу продемонстрировать весь свой гардероб.

Дойл последовал за Спарксом в гардеробную, где спал Зевс. Стены комнаты были сплошь завешаны разнообразными костюмами. Их было так много, что хватило бы на целую театральную труппу, репертуар которой состоял из нескольких спектаклей. Здесь же стоял и гримерный столик с большим зеркалом и целым набором всевозможных красок и кисточек. В углу на полке выстроились деревянные болванки для париков, с приклеенными усами и бородами. Кроме того, здесь было все необходимое для того, чтобы по желанию изменить фигуру: накладные плечи, подушечки, накладки и прочее. А швейная машинка, стоявшая там же, в углу, и рулоны разнообразных тканей наводили на мысль, что Спаркс вдобавок ко всему шил сам. Он мог выйти из этой комнаты совершенно неузнаваемым, одетый в любой – мужской или женский – костюм, подходящий для разноликой толпы Лондона.

– И все это вы сделали сами? – спросил Дойл.

– Мое увлечение театром не прошло бесследно, – ответил Спаркс, вешая на место костюм священника. – Извините, Дойл, мне надо привести себя в порядок.

Дойл вернулся в комнату. Ларри кормил Зевса суповыми костями, которые дог грыз с огромным удовольствием.

– Потрясающая собака, – сказал Дойл.

– На вашем месте, сэр, я был бы польщен, – проговорил Ларри. – Впервой вижу, чтобы наша собачка пропустила постороннего. С ним так просто не справиться, скажу я вам.

– Извините, Ларри, а что, в Лондоне многие знают Джека?

Ларри с задумчивым видом попыхивал сигаретой.

– Я отвечу вам так, сэр. Имеется три сорта людей, они подразделяются между собой очень даже заметно. Одни сроду о мистере Джеке не слыхали и никогда не услышат. Это, понятно, честные лондонцы, которые заняты своими делами и знать ничего не знают о преступном мире родного города. Другим – а их по счету всего ничего, – считайте, повезло; они отлично знают, как ловко справляется с ихними делами мистер Джек – это всякие секретные поручения королевского двора. Есть еще третьи – бандиты разные, всякие мерзавцы и негодяи, которые из-за грязных делишек очень даже близко знакомы с мистером Эс. От одного его имени их в дрожь бросает. Но их-то как раз больше всех, только многие лондонцы об этом даже не подозревают. Думаю, док, вы, к вашей чести, с ними тоже мало знакомы. Потому и задали свой вопрос, я так мыслю.

Ларри бросил Зевсу последнюю кость.

– Так уж вышло, что мы с братом Барри тоже в этой группе числились. И недавно совсем. Гордиться этим не приходится, но что поделаешь.

– Позвольте спросить, Ларри, как вы встретились с Джеком?

– Валяйте, сэр. И хочу признаться, что благодаря нашей работе с мистером Джеком мы имеем честь знакомиться с такими замечательными джентльменами, как вы, сэр.

Дойл в смущении отмахнулся.

– Это чистая правда, сэр. А так бы мы могли познакомиться, если б я влез к вам в дом ночью, а вы бы взяли и неожиданно вернулись. Или если б мне срочно понадобилась медицинская помощь из-за какой-нибудь раны, полученной в драке, сами понимаете. Мы с Барри были отчаянными ребятами, но винить в этом некого, кроме нас самих. Папаша у нас был добряком и трудягой, на железной дороге работал и старался как мог, чтоб мы были сыты. Даже когда он бывало разбушуется, это и сравнить нельзя с тем, чего мы потом навидались. Ну ему, конечно, трудновато приходилось с близнецами-то… А мамаша у нас была натура деликатная, да, сэр, нам отец рассказывал. Вот тут у меня и фотография имеется.

Ларри вытащил из кармана бумажник и раскрыл его. Там лежала фотография привлекательной молодой женщины, причесанной по моде двадцатилетней давности, с виду похожей на продавщицу. Снимок был затертый и блеклый, но веселые огоньки в глазах женщины, такие же, какие часто светились и в глазах ее сыновей, были хорошо видны.