Марк Фрост - Список семи

Ни одного экипажа на станции не оказалось; в предчувствии снегопада городские службы словно вымерли. Спаркс и Дойл перешли по мосту через реку и прошли еще около мили, пока добрались до южной стороны холма. Из-за густого тумана вперемешку со снегом ничего не было видно. Они поднимались по крутым ступеням. Ветер крепчал, завывая все сильнее по мере того, как они взбирались выше и выше.

Добравшись до Горесторпа, они обнаружили, что ворота аббатства заперты. В окнах ни огонька… никаких признаков жизни за массивными стенами… Спаркс постучал в ворота тяжелым железным кольцом, но металлический звук ударов потонул в пелене падающего снега. Спаркс постучал снова. Продрогший до костей Дойл пытался вспомнить, какой сегодня день недели: может, у священнослужителей выходной? Куда они все подевались?

– Там никого нет, – раздался позади низкий голос.

Спаркс и Дойл обернулись – перед ними стоял великан шести с половиной футов ростом. Он кутался в плащ, но был без шапки. На голове была целая копна рыжих волос, лицо обрамляла густая рыжая борода.

– Мы ищем епископа Пиллфрока, – сказал Спаркс.

– Здесь вы его не найдете, сэр. В аббатстве никого нет, – сообщил незнакомец, в голосе которого слышался переливчатый ирландский акцент. Лицо мужчины было открытым и добродушным, от всей его огромной фигуры веяло силой. – Они все ушли, дня три тому назад.

– А в старом аббатстве их не может быть? – спросил Дойл.

– Это в руинах-то? – удивился здоровяк, махнув рукой в сторону древнего кельтского аббатства. – Там, почитай, лет пятьсот никто не искал убежища.

– Это приход епископа Пиллфрока? – спросил Спаркс.

– Думаю, что так. Но его самого я не знаю. Я здесь в гостях. Полагаю, вроде вас? Извините за самонадеянность.

– Все в порядке, сэр, – улыбнулся Спаркс. – Ваше лицо мне кажется знакомым. Мы с вами нигде раньше не встречались?

– Джентльмены из Лондона?

– Совершенно верно.

– А к театральному миру Лондона вы имеете отношение?

– Имел, но очень давно, – ответил Спаркс.

– Ну, это, может быть, все и объясняет, – сказал незнакомец, протягивая руку для пожатия. – Абрахам Стокер, менеджер Генри Ирвинга и его труппы. Для друзей – просто Брэм.

"Генри Ирвинг! Боже мой! – подумал Дойл. – Сколько часов я прослонялся возле театра, лишь бы увидеть легендарного Ирвинга! Величайшего актера эпохи, а может, и всех времен, сыгравшего короля Лира, Отелло и многие другие роли". Магнетизм этого имени был столь велик, что Дойл просто остолбенел от одного того, что говорит с человеком, близко знакомым с Ирвингом.

– Конечно же, вспомнил, – улыбнулся Спаркс. – Я видел вас много раз, на приемах и тому подобное.

– Простите, джентльмены, но как занесло вас в это Богом забытое место, да еще в такое отвратительное время года? – с любопытством в голосе спросил Стокер.

Спаркс и Дойл переглянулись.

– С таким же успехом мы можем задать этот вопрос вам, – спокойно проговорил Спаркс.

Наступило короткое молчание, собеседники оценивающе оглядывали друг друга. Похоже было, что Спаркс произвел на Стокера приятное впечатление.

– Я знаю тут поблизости один паб, – сказал Стокер. – Мы могли бы посидеть там и спокойно поговорить.

Через полчаса они добрались до центра Уитби. Таверна "Чертополох и роза" была расположена на набережной реки Эск. Горячий кофе и порция виски помогли им согреться, разогнать кровь в окоченевшем теле. Поначалу разговор шел о пустяках. Они посплетничали об интимной жизни актеров ("Ох уж эти актеры, вечно у них не так, как у других", – усмехнулся про себя Дойл). Наконец Стокер решил поведать то, что его серьезно волновало, и в его голосе зазвучали тревожные нотки.

– Как вам хорошо известно, джентльмены, театральный мир невероятно тесен. Достаточно бросить в это болото камень, как рябь от него тут же становится заметной. А в Лондоне каждый день происходит что-нибудь сенсационное, и новости мгновенно перемалываются городскими сплетницами. Но для того чтобы возбудить устойчивый интерес, хотя бы на сутки, не говоря об общем ажиотаже, должно произойти что-то сверхъестественное. В особенности если это касается актеров, среди которых слухи распространяются прямо-таки молниеносно, обрастая самыми фантастическими подробностями.

Жизнь, посвященная театру, сделала манеры и речь Стокера необыкновенно артистичными: интонацией и мимикой он привлекал внимание слушателей, заставляя их ловить каждое слово. Дойлу не терпелось задать ему несколько вопросов, но, следуя примеру Спаркса, он слушал рассказ не перебивая.

– Примерно месяц назад наше маленькое сообщество взбудоражило событие, ошеломившее даже меня. Допускаю, что слухи о нем преувеличены, но должен признать, что в этой таинственной истории все крутилось вокруг одной странной вещи.

– Вокруг какой вещи? – не удержавшись, выпалил Дойл.

Спаркс успокаивающе похлопал Дойла по плечу.

– Так вот, до меня дошел слух, – продолжал Стокер, – что некий господин – имя его не называлось – через посредника нанял актеров из разных провинциальных театров для постановки спектакля. Им предстояло сыграть один раз в одном из частных домов Лондона. И всего для одного зрителя. Никаких контрактов заключено не было, только устный договор. Что заставило актеров принять столь необычное предложение? Ответ весьма прост: за участие в спектакле была обещана несоизмеримо высокая плата, причем половину актеры получали вперед, остальную часть – после спектакля. Для чего же это было затеяно? – спросите вы. Об этом актерам не сообщили. Единственное, что они знали: они должны разыграть сцену хладнокровного убийства, подобно бродячим актерам из шекспировского "Гамлета". Все это должно было произвести необходимое впечатление на этого самого единственного зрителя.

– Убийство, – охрипшим голосом повторил Дойл. Спаркс слушал странную историю с не меньшим напряжением.

– Кто был этот человек, и какова должна была быть его реакция, тоже не сообщалось, – продолжал Стокер. – Но и без этого история осталась, что называется, загадочной. А в финале – трагической и страшной. Дело в том, что во время представления на импровизированной сцене появились новые "актеры", которых не было на репетиции. Произошло нечто совершенно фантастическое и жуткое… – Стокер сделал значительную паузу и, наклонившись, прошептал: – Пролилась настоящая кровь.

Невероятным усилием Дойл сдержал крик, но сердце его бешено колотилось.

– Актеры разбежались кто куда, – продолжал Стокер. – Но один из них остался на сцене. Он был мертв.

"О господи, только бы не она… Дай бог, чтобы она была жива, лучше умру я…"

– Нет нужды говорить о том, что, опасаясь за свою жизнь, участники спектакля бросились искать убежище у своих прежних коллег.