Максим Перфильев - Жажда Смерти

— Может, сразу меня замочите? — усмехнулся автомеханик.

— Перестань.

Квариону дали обеззараживающее средство, и он принялся обрабатывать руки. Пресвитер продолжал осматривать Лаена и задавать ему вопросы. Через какое-то время он поднялся на ноги.

— Ну, что? — спросил капитан.

— Не знаю. — ответил Малочевский. — Никогда раньше такого не встречал. Можно попробовать дать ему какое-нибудь лекарство — из тех, что лежат у нас в аптечках. Но, честно говоря, не думаю, что это поможет. Идти он точно не в состоянии. Придется пока остаться здесь.

— На долго?

— Не знаю.

— Мы не можем стоять на одном месте.

— Предлагаете его бросить? — Викториус посмотрел в глаза Валиндуку.

— Я этого не говорил. — ответил капитан. Но ему явно не нравился такой расклад ситуации. — А что будет со всеми остальными?

— Я ничего не могу сказать. Я не знаю, что это за инфекция. Я не знаю, инфекция ли это, вообще. Я не знаю, как это передается. Я не знаю, как это лечить. Можно попробовать предпринять самые элементарные действия по профилактике, но я понятия не имею, с чем мы столкнулись. Может это передается только через кровь, а может это передается по воздуху.

— Мы все тут подохнем. — произнес Бариус.

— Я говорил, что вода и продукты заразны. — заметил Кварион.

— Но мы все пили воду из фляг и питались этими сухими пайками. — возразил Валиндук.

— Значит нужно вспомнить, что Лаен делал такого, чего не делали все остальные.

— Вода. — Лиус щелкнул пальцами. — Он касался воды из озера и пробовал ее на вкус.

— Но он сказал, что она абсолютно чистая.

— И, тем не менее, абсолютно черная.

Наступила пауза.

— Возможно, его прибор не работает.

— Может, вернуться и еще раз взять пробы?

— И что толку? Да и кто туда пойдет?

— Ладно. — произнес капитан. — Никто никуда не пойдет. Нам нужно держаться вместе. Если откинем ласты, то тоже вместе. Остановка до прояснения ситуации. — он тяжело вздохнул. — Осматривайте периодически свое тело и следите за самочувствием.

— Смерть, я жду тебя. Приди в любом виде. — саркастически произнес Лиус.

Члены группы разошлись в разные стороны. Каждый занялся своим делом. Кто-то стал заново разжигать затухающий костер. Кто-то завалился спать, компенсируя отдыхом не восполненные часы напряжения. Кто-то пошел курить. Экспедиция приостановилась на неопределенное время. Осознание безнадежности и упадническое настроение захватывало все больше места в итак уже уставших разумах. Между тем пофигистичное отношение постепенно начинало сменяться истерией ожидания смерти.

Когда человек выбирает добровольный уход из жизни, как компромисс проблемам и невозможности дальнейшего продолжения своего существования, он принимает определенное решение. Но это решение необходимо еще довести до конца, а это уже определенный процесс. Такой процесс является одним из самых напряженных и невыносимых. Он сопровождается состоянием сильнейшего стресса, и длится все время, пока человек предпринимает какие-либо меры по приближению своей смерти, обостряясь в те самые моменты, когда процесс подходит к концу, завершаясь конкретным результатом. Здесь начинается противоборство двух сильнейших инстинктов — инстинкта самосохранения и инстинкта избавления от боли. В человеке происходит война между двумя его природами, характеризующими его, как разумное живое существо. Пока человек чувствует боль — он жив. Пока он испытывает страх при виде опасности — он адекватен. В тот самый момент, когда человек решается на самоубийство, происходит ухудшение состояния, потому что именно тогда к невыносимой боли прибавляется невероятный страх за свою жизнь. Тот самый страх, который заставляет человека перепрыгивать через ограды, в несколько раз превосходящие его собственный рост, страх, который заставляет человека бежать со скоростью, превышающей скорость быстроходных машин, страх, который заставляет человека совершать поступки, которые он никогда не в состоянии будет повторить при обычных условиях. Это один из самых сильных страхов. Но когда боль достигает своего апогея, она превосходит этот страх, и превосходит основной инстинкт. Это запредельные состояния человеческого естества — состояния, которые хранят в себе невероятное количество энергии. Она настолько велика, что может действительно свернуть горы, если пойдет в нужном направлении. Естественно, что биологический организм, наподобие человеческого, с трудом выдерживает давление такого количества энергии — он начинает саморазрушаться. Человек может сойти с ума, либо просто умереть. Но это уже потом, и обычно в случае, если такой процесс длится слишком долго. В данном случае процесс, в схему работы которого, оказались вовлечены участники экспедиции, явно начал затягиваться. Но здесь сыграл роль и другой механизм — механизм, предотвращающий разрушение системы. Подавление эмоций — релаксация, которая наступает, если система (человеческий организм) находится на грани. Такой механизм можно назвать состоянием вынужденного безразличия, или проще — полный пофигизм. Но обычно он работает достаточно короткое время. А потом вновь начинается противоборство двух сильнейших инстинктов — инстинкта самосохранения и инстинкта избавления от боли. И естественно, что подобное состояние хочется как можно скорее прекратить — оно невыносимо. Так начинается истерия ожидания смерти.

Викториус Малочевский, испытывая подобное состояние, как и все остальные, но, в отличие от всех остальных, привыкший к оказанию помощи другим именно в тот момент, когда сам в ней больше всего нуждаешься, остался сидеть с Лаеном, пытаясь выяснить причину болезни, или хотя бы просто морально поддержать.

— Как состояние? — спросил он.

Ученый как-то странно улыбнулся.

— Кажется, я умираю. — произнес Акрониус, утвердительно покачав головой.

Интересно, что можно ответить именно в такой ситуации?

— А ты хочешь жить? — без иронии, серьезно спросил Викториус, попытавшись.

Лаен задумался.

— Честно говоря, сейчас — даже не знаю. Вполне возможно. Война и борьба со смертью заставляют ценить жизнь. Я боюсь смерти — с одной стороны. Особенно после того, что увидел. С другой — я не представляю, что я буду делать, если выживу. И я не хочу вернуться в свою старую никчемную жизнь.

— Она действительно такая никчемная, как ты говоришь?

— Знаешь, когда-то я был счастлив. — произнес Акрониус, и как будто бы на время погрузился в мир воспоминаний.

— Почему же ты оказался здесь? — вовремя прервал его забвение Викториус, пока тот еще не окончательно ушел в себя.

— Потому что это было действительно когда-то.

— Нет шансов все вернуть? — осторожно спросил пресвитер.