Георгий Старков - Тихий холм

Они.

Хизер прошла к другой двери в конце кабинета. На стене висела карта США с обозначенным на ней Тихим Холмом, и ещё список учеников – Алесса Гиллеспи, Билли Реган, Мэри Шепард, Даффи Смит... Список был обведён синим фломастером, заключая имена детей в пушистое облако. На облаке располагалась надпись цвета радуги: «МЫ ВСЕ – ОДНА СЕМЬЯ». И ни слова про царапины на партах.

Едва Хизер открыла дверь, в нос ударил смрадный запах, тянущийся из коридора. Пол накренялся вниз, увлекая её ниже под землю. Вонь стояла такая, будто коридор был наполнен трупами. Зажав нос рукой и сделав несколько шагов, Хизер убедилась, что так оно и есть – в живот упёрлась перекладина каталки для трупов, что в изобилии встречаются в больничных моргах. Тело, обёрнутое в полиэтиленовый пакет, выглядело непропорционально пухлым. Посмотрев на очертания под пластиком, Хизер догадалась, что туда просто впихнуто два тела. Отвернувшись, она пошла дальше, но через пару шагов снова ткнулась в «труповозку». Полиэтилен был порван, и из дыры высунулась серая волосатая нога. Большинство ногтей оторвалось, а оставшиеся держались разве что из последних сил. На большом пальце ноги болталась жёлтая бирка с мелко отпечатанной строкой: «Морг госпиталя Алчемилла». Ниже была крупная надпись от руки: «ДЖОН ДОУ #14».

Хизер старалась не дышать и целеустремлённо шла вперёд, обходя нагромождения мёртвых тел. Она уже не удивлялась, что это за трупы, откуда они взялись и что здесь делают. Быстрее пройти мимо, открыть следующую дверь и забыть об этом коридоре.

Следующая дверь пришла нескоро, и Хизер долго плутала меж кроватей на колесиках, чувствуя, что от недостатка кислорода у неё сдавливает грудь. Смрад становился невыносимым, пол накренялся всё круче и круче. Но в конце концов впереди замаячил прямоугольник двери. Хизер прибавила шагу. За несколько шагов до двери коридор опять преображался, на этот раз обретая цвет сырой каменной кладки. Сама дверь была обита железом, словно за ней хранилось что-то ценное. Хизер взялась за ручку и с натугой открыла. Шарниры скрипнули. Внутри было...

Голова вспыхнула болью, покрыв изображение сеткой красных прядей. Хизер увидела одинокую железную кроватку с толстыми кожаными ремнями. Низкая тумбочка у его изголовья. И шкаф с лекарствами, стоящий поодаль. Три предмета, ставшие для неё аллегорией боли и страданий. Три предмета, приглашающие в камеру пыток. Это была подземная палата, где Алесса провела семь лет после пожара. Палата оживала, наполнялась красками, заново воскрешая события тех давно минувших дней.

- ... не дышит...

Голос женщины дрожал. Она старалась держать себя в руках, но удавалось плохо. Алесса не видела её лица, потому что не могла открыть глаза. Веки прилипли друг к другу. Она не могла даже пошевелиться и промычать, чтобы дать понять, что она жива и ей больно. В её силах было лишь лежать в потёмках полусознания и чувствовать дух огня, пожирающий тело.

И ещё... она могла думать.

«Что произошло?»

- Дышит, - уверенно заявил властный мужской голос. – Она жива. Передай мне скальпель.

Пламя. Последнее, что она помнила, было горячее пламя, лизнувшее пятки и взметнувшееся вверх. Потом – жгучая нечеловеческая боль, эхо собственного крика и мир, рассыпающийся кусками уродливой мозаики. Темнота...

А что было до этого? Как это случилось?

- Почему она жива? С такими ожогами... Бог ты мой...

- Лиза, будь спокойнее. У тебя пальцы дрожат. Если действительно хочешь, чтобы этот ребёнок остался в живых, ты должна быть хладнокровной.

- В живых?! Посмотри на неё... какая у неё может быть теперь... жизнь?.. – в голосе женщины зазвенела истерика.

- Тампон, Лиза.

В темноте забрезжил едва видимый багровый свет, но потом полыхнула молния, и она осталась одна в темноте.

«Открой! Мамочка, открой!»

Молчание. А между тем огонь занимался полом и стенами погреба, быстро перекочевал к немногочисленным предметам, оставшимся в погребе. Мама всё вынесла отсюда перед тем, как запереть её здесь... и, судя по странному запаху и необычно быстро разгорающемуся огню, чем-то полила...

«Ма-а-ама!»

Никто не отзывался. Ни мама, ни те странные люди, которые были с нею. Они часто приходили... но никогда их не собиралось в доме так много, как сегодня. Кажется, в этот день были все. Сначала, как обычно, читали молитвы и поклонялись Богу. Мама запретила Алессе сидеть у себя в комнате и рисовать, как она обычно делала во время таких собраний. Они посадили её на высокий стул, в самый центр круга, а сами стояли на коленях вокруг стола и бормотали заклинания. Мама же стояла рядом и махала чем-то красным и дурно пахнущим возле её лица, иногда касаясь лица и оставляя там малиновые отметины. Она была напугана и разозлена происходящим. Потом, когда она почти задремала на своём стуле, мама сказала: «Пора», и её потащили в погреб, несмотря на крики и отчаянные взбрыкивания.

- Всё. Закончили. Теперь всё зависит от неё самой.

Женщина что-то тихо сказала, но Алесса не расслышала слова. Звуки, доносящиеся извне, вновь перекрыло гудение огня, подбирающегося к ней. Её охватил панический страх, и она начала биться о глухонемую дверь, плача и выкрикивая бессвязные слова. Она ждала, что вот-вот дверь распахнётся и она вырвется отсюда наверх, убежит в свою комнату, всхлипывая и дрожа от пережитого потрясения. Иначе не могло быть. Но спина уже начала вспухать волдырями от жара, а дверь не открывалась. Алесса забилась в углу рядом с косяком, широко открытыми глазами наблюдая за тем, как огонь игриво сокращает расстояние до двух футов, до одного... Погреб наполнился чёрным едким дымом, от которого слезились глаза и першило в горле. Наконец она встала на носки туфелек, до боли в спине прижавшись к стене. Огонь на секунду замедлил свой триумфальный путь у оплавленных носков туфелек, будто раздумывая, что делать дальше, потом рванулся вперёд.

- Как... почему она ещё жива?

Шёпот той женщины над головой. Кажется, она осталась одна (мужчина ушёл?) и разговаривала сама с собой. Боль во всём теле вроде утихомирилась на время, и она могла чуть более внятно слушать её. Как назло, женщина перестала говорить. Но и не уходила – Алесса чувствовала её присутствие. Женщина стояла и смотрела на неё, и время от времени шмыгала носом. Плачет? Зачем?..

Огонь почернел. Агония прошла, и её окутала холодная бесконечность пустоты. Она хотела отключиться, исчезнуть в этой темноте, чтобы больше никогда, никогда не просыпаться, не чувствовать ужас последних минут, и некоторое время даже казалось, что ей это удаётся. Но потом новая вспышка боли полоснула сознание – её подняли с обугленного пола, положили на жёсткую деревянную поверхность и понесли куда-то вверх, спотыкаясь и падая. Поэтому темнота раскачивалась влево-вправо, и из неё доносились голоса.