Джереми Робинсон - Кронос

Андреа никогда не встречала ни жены Аттикуса, ни дочери, но, глядя на запечатленную идиллию, почувствовала, как защемило сердце. Любить так сильно и потерять сначала жену, затем дочь — такой удар судьбы перенесет не каждый. Андреа знала это по личному опыту.

Едва ли отдавая себе отчет в своих действиях, она сняла висящую на стене фотографию в рамке и прошла с нею на кухню. Достала из-под стекла карточку стандартных размеров четыре на шесть дюймов. Перевернула и прочитала надпись:

Написано красивым почерком, явно женским — напоминание о женщине, чье прекрасное лицо украшает снимок на обороте. Андреа снова взглянула на фотографию и почувствовала — нет, не зависть и не ревность к женщине, которая целовала Аттикуса, ее первую настоящую любовь, — а какое-то родство и ответственность.

Ей почудился голос Марии: «Позаботься о нем». Но не станет ли он возражать? Интересно, рассказывал ли когда-нибудь он жене о своей юношеской любви? О том, как Андреа разбила его сердце… если, конечно, это именно так. Трудно сказать. Но Андреа не сомневалась, что женщина с фотографии была бы признательна ей за заботу о муже.

— Я о нем позабочусь.

— Занятно, — прозвучал за спиной дружелюбный мужской голос. — Я-то полагал, что сам займусь этим.

Андреа резко обернулась. В дверях стоял человек с глазами Аттикуса, но обладающий, в отличие от бывшего «морского котика», пухловатым телом, выдающим склонность к сидячему образу жизни. Его брат, постаревший и располневший, но она сразу же узнала его.

— Давно не виделись, Андреа, — сказал он.

— Привет, Коннер.

Он улыбнулся, прошел на кухню и пожал ей руку.

— Значит, Береговая охрана? Вроде бы это не подпадает под вашу юрисдикцию, а? — Он указал на пустую рамку на столе и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Знаешь, ведь он никогда тебя не забывал.

Коннер сел рядом и указал на снимок, который Андреа все еще держала в руке.

— По крайней мере, пока не встретил ее. Это было уже после того, как он уволился из армии. Мне всегда было интересно, попытается ли он искать тебя. После смерти Марии, я имею в виду. Похоже, нашел. Ну и давно он прячет тебя от нас?

Виноватый взгляд Андреа все сказал за нее.

Брови Коннера поползли вверх.

— Так вы не вместе?

— Нет, — ответила она. — У него… есть кто-нибудь?

— Нет-нет. Я, по крайней мере, не знаю. Я думал: может быть, он скрывает. Но если ты не его девушка, стало быть, он говорил правду. Но это не значит, что ему никто не нужен… так что имей в виду: можешь попробовать, если хочешь.

Андреа улыбнулась.

Коннер опять посмотрел на снимок. Внезапно лицо его помрачнело, голос посерьезнел:

— Это я их тогда фотографировал. Скажу честно: это лучший снимок, что я сделал за свою жизнь. Точно такой же висит у меня дома. В нем что-то есть, да? Ведь у него в жизни было все! — Коннер вздохнул. — У меня есть семья. Жена, которую я люблю. Замечательные дети. Но этого… — он кивнул на снимок, — этого у меня не было никогда.

Андреа ощутила угрызения совести. Она протянула фотографию Коннеру.

— Я хотела отдать ему, когда разыщу.

Коннер тотчас забыл про снимок:

— Так его здесь нет?

— Нет.

— Тогда где он?

Андреа задумалась, как бы получше ответить. Она только-только вновь вошла в жизнь Аттикуса и не была уверена, примут ли ее там. Она не знала, как отнесется Коннер к тому, что ей известно, к тому, что она подозревает. В прошлом Коннер частенько над ней подтрунивал, спорил с ней. Но ведь он был братом Аттикуса и приехал сейчас, чтобы ему помочь.

Пока Андреа решала дилемму, Коннер заговорил сам:

— Он отправился за ним. Ох же, черт!

Это прозвучало не как вопрос. Он просто знал, знал это так же, как и она.

— Откуда ты знаешь?

Он покачал головой:

— У Аттикуса всегда была эта приятная особенность. Близкие люди могут его читать, как открытую книгу.

Андреа вспомнила больницу. Там она испытала такое же чувство. Она точно знала, что он собирается найти и убить чудовище.

— Я пока не знаю подробностей, — объяснила она, — но я все выясню. Сегодня рано утром его забрал отсюда вертолет. Направился в сторону океана.

— Что ж, он не теряет времени. Это были военные?

Андреа покачала головой.

— Нет, но я узнаю кто.

— Ты привезешь его обратно?

— Если смогу.

Коннер протянул снимок.

— Отдай-ка ему, когда разыщешь.

— Обязательно, — ответила она, почувствовав вдруг непоколебимую решительность найти Аттикуса. — Ты будешь здесь?

Коннер улыбнулся, демонстрируя доброе расположение духа.

— Больше мне некуда деться.

Андреа улыбнулась в ответ и пошла к двери. Коннер остановил ее.

— Знаешь… редкая женщина так-то вот бросит все и отправится неизвестно куда на поиски старого друга. Даже если это ее работа.

Андреа почувствовала, как краска заливает лицо.

— Тебя показывали в новостях, и было фото в газете, — понимающе улыбнулся он. — Спасибо за то, что спасла его. И за все, что собираешься сделать.

Удивленная теплотой в голосе Коннера, она лишь кивнула. Он знал, кто она такая: старый друг брата, ну, или чуток больше. Но вообще-то она лишь по счастливой случайности оказалась неподалеку, когда Аттикус нуждался в помощи. Ее могли опередить десятки людей. Она могла простудиться и не выйти в тот день на службу, и тогда кто-нибудь другой, найдя его лежащим без сознания, делал бы ему искусственное дыхание рот в рот. Аттикус и понятия не имел, что несколько секунд он был мертв, что Андреа фактически вытащила его с того света. Возможно, он и не прочь был бы остаться там… Коннер тоже ни о чем таком не догадывался, но держал себя так, будто она…

— Андреа, — прервал он ее размышления, — с возвращением тебя в семью.

После этих слов мысли ее прояснились. Восемь лет Андреа провела с Аттикусом и часто общалась с его родными. Они вместе ели, играли, смеялись и путешествовали. Она стала для них родной. Членом семьи. И память о тех днях придавала ей сейчас сил. Невзирая на давнишний разрыв и ее сожаления о том, что у них не сложилось. Они были семьей. Этого довольно.

Залив Мэн. На борту «Титана»

Пилообразные зубы вонзаются в плоть, раздирают сухожилия и кровеносные сосуды, ломают кости. Эти зубы предназначены для одной цели — убивать, и они с этим превосходно справляются.

Аттикус с изумлением наблюдал, как перепонки наползают на холодные черные глаза гигантской белой акулы, пожирающей тунца. Ему приходилось видеть кормящихся белых акул, да и акул других видов, но никогда не встречался экземпляр таких размеров, тем более в заливе Мэн.

— Да в ней же не меньше тридцати футов! — воскликнул Аттикус, глядя на подводный мир через, как он теперь знал, стеклянную перегородку, расположенную ниже ватерлинии.