Стивен Кинг - Бессонница

Первое впечатление: все три врача напомнили ему инопланетян в низкопробных журналах вроде «Инсайд вью» и на картинах, всегда сопровождавшихся надписью: «Концепция художника». Ральф знал, что эти лысые темноглазые образы таинственных пришельцев из космоса возникли очень много лет назад; люди сообщали о своих контактах с лысыми коротышками — так называемыми маленькими врачами — с давних пор, может быть, со времен первых сообщений про НЛО. Он был совершенно уверен, что читал об одном из таких случаев еще в шестидесятые годы.

— Ладно, стало быть, предположим, тут вокруг нас множество таких парней, — сказал Ральф воробью, только что присевшему на мусорный бак. — Не каких-то три врача, а три сотни. Или три тысячи. Не только Лоис и я видели их. И…

И разве большинство людей, сообщавших о подобных встречах, не упоминали также об острых предметах?

Да, но не о ножницах и скальпелях — по крайней мере так казалось Ральфу. Большинство людей, утверждавших, что их похитили маленькие лысые врачи, говорили о шприцах, верно?

Воробей улетел. Ральф этого не заметил. Он думал о маленьких лысых врачах, посетивших Мэй Лочер в ночь ее смерти. Что еще он знал о них? Что еще он видел? На них были белые халаты, как на врачах в телевизионных постановках пятидесятых и шестидесятых годов и какие до сих пор носят фармацевты. Только их халаты в отличие от того, который носил док № 3, были чистые. № 3 размахивал ржавым скальпелем; если на ножницах, которые держал в своей правой руке док № 1 и была ржавчина, Ральф ее не заметил. Даже после того, как навел на них бинокль.

Кое-что еще — может, и не важное, но, во всяком случае, ты это заметил. Щелкающий ножницами док не был левшой, по крайней мере судя по тому, как он держал свое оружие. Размахивающий скальпелем док — левша.

Нет, наверное, это не важно, но что-то в этом — еще одна тень в тумане, только маленькая — все равно не давало ему покоя. Что-то про разделение правого и левого.

— Налево пойдешь… — пробормотал Ральф, повторяя ключевую строку какого-то анекдота, который даже не помнил. — Направо пойдешь…

Ладно, оставим пока. Что еще ему известно про этих врачей?

Ну, их, конечно, окружали ауры — довольно красивые, зелено-золотистые, — и они оставляли эти

(следы белого человека)

пляшущие диаграммы Артура Меррея за собой. И хотя их черты поразили его полным отсутствием индивидуальности, их ауры вызывали ощущение силы… спокойствия… и…

— И достоинства, черт возьми, — сказал Ральф. Снова подул ветер, и еще больше листьев слетело с деревьев. Ярдах в пятидесяти от зоны отдыха, неподалеку от старой железнодорожной ветки, скрученное, с наполовину вылезшими корнями дерево, казалось, тянется в сторону Ральфа, протягивая к нему ветки, которые и в самом деле походили на сжатые в кулаки руки.

Ральфу неожиданно пришло в голову, что в ту ночь он довольно много увидел для старика, уже переступившего рубеж последнего жизненного десятилетия, которое Шекспир (и Билл Макговерн) называл «вторым детством» [57] Но акт седьмой: причудливые смены Кончаются. Идет второе детство. Где слух? Где зубы? Зренье? Обонянье? — Финал! У.Шекспир. Как вам это нравится. П, 6. Пер. В. Левика. . И ничто из этого — ни один штрих — не предполагало опасности или дурного намерения. Тот факт, что Ральф заподозрил дурное намерение, был вовсе не удивителен. Они были явными чужаками; он видел, как они выходили из дома больной женщины в такое время ночи, когда гости заходят редко, если их вообще зовут; он увидел их всего через несколько минут после пробуждения от жуткого ночного кошмара эпического масштаба.

Теперь же, при воспоминаниях обо всем, что он видел, всплывали другие моменты. Например, то, как они стояли на ступеньках крыльца миссис Лочер, словно имели все права находиться там; у него возникло впечатление, словно двое старых друзей затеяли небольшой разговор друг с другом перед тем, как отправиться по домам после долгого ночного труда.

Да, Ральф, у тебя возникло такое впечатление, но это не значит, что ты можешь довериться ему.

Но Ральф полагал, что может ему довериться. Старые друзья, давнишние коллеги, закончившие свою работу том ночью. Дом Мэй Лочер был их последней остановкой.

Хорошо, док № 1 и док № 2 отличались от третьего, как день от ночи. Они были чистыми, а он грязен; они обладали аурами, а у него ауры не было (по крайней мере Ральф ее не видел); у них были ножницы, а у него — скальпель; они казались разумными и спокойными, как пара пожилых сельских жителей, а № 3 — безумным, как сортирная крыса.

Однако одно здесь совершенно ясно, не так ли? Твои дружки — сверхъестественные существа, и, помимо Лоис, единственный человек, который, похоже, знает, что они есть, это Эд Дипно. Хочешь поспорить о том, сколько хорошего сна было у Эда в последнее время?

— Нет, — сказал Ральф. Он убрал руки с колен и поднес их к глазам. Они слегка дрожали. Эд упоминал о лысых врачах, и лысые врачи существовали на самом деле. Имел ли он в виду врачей, когда говорил про Центурионов? Этого Ральф не знал. Он почти что надеялся на это, поскольку само слово — Центурионы — будило гораздо более ужасный образ в его мозгу, стоило ему мысленно произнести его: Черные всадники из фантастической трилогии Толкина. Скелетообразные фигуры в капюшонах, обрушивающиеся на своих красноглазых конях на маленькую кучку съежившихся хоббитов возле «Таверны скачущего пони» в Бри.

Мысль о хоббитах заставила его вспомнить о Лоис, и руки у него задрожали сильнее.

Кэролайн: Путь обратно в Райский Сад неблизок, родной, так что не надо стонать по мелочам.

Лоис: В моей семье умереть в восемьдесят — значит умереть молодым.

Джо Уайзер: Медицинские эксперты обычно писали в графе причины смерти «самоубийство», а не «бессонница».

Билл: Его специальностью была Гражданская война, а теперь он даже не знает, что вообще такое гражданская война, не говоря уже о том, кто победил в нашей.

Дениза Полхерст: Смерть жутко тупа. Акушерку, которая так медленно перерезала бы пуповину у младенца…

Это было так, словно кто-то вдруг включил яркий фонарь в его голове, и Ральф испустил громкий крик прямо в солнечное небо осеннего полдня. И даже «Дельта-727», заходящая на посадку над шоссе 3, не смогла полностью заглушить этот крик.

Остаток дня он провел, сидя на крыльце дома, который делил с Макговерном, и с нетерпением ожидая возвращения Лоис с ее карточных посиделок. Он мог бы еще раз попытаться застать Макговерна в больнице, но не стал звонить. Необходимость разговора с Макговерном отпала. Ральф еще не понимал всего, но полагал, что понимает теперь гораздо больше, и, если неожиданная вспышка внутреннего видения на пикниковой площадке имела хоть какое-то значение, рассказывать Макговерну о том, что случилось с его панамой, было совершенно бессмысленно, даже если Билл поверит ему.