Стивен Кинг - Бессонница

(гробовые свечи)

разноцветные вихри, то смерть станет не самым худшим, а лучшим из того, что может случиться с ним. Он зажмурил не только глаза; он зажмурил свой мозг.

В следующее мгновение все исчезло: существо, представившееся Эду под именем Малинового короля, кухня в старом доме на Ричмонд-стрит, кресло-качалка его матери. Ральф стоял на коленях в разреженном воздухе, футов на шесть правее носа «чероки», задрав руки, словно ребенок, которого часто бьют, перед приближением жестокого родителя, и, взглянув вниз, между своих колен, он увидел под собой Общественный центр и прилегающую к нему автомобильную стоянку. Сначала ему показалось, что его зрение дурачит какая-то оптическая иллюзия, поскольку фонари на стоянке, казалось, разъезжались в стороны. Они были похожи на толпу очень высоких и очень тощих людей, которая начинает рассасываться, потому что зрелище подошло к концу. И сама стоянка вроде бы как-то… ну… расширялась.

Она не расширяется, а приближается, холодно подумал Ральф. Он снижается. Он начал свой полет камикадзе.

На мгновение Ральф застыл, очарованный и скованный изумлением от своей позы. Он превратился в мифическое эфемерное существо — конечно, не в бога (никакой бог не мог быть таким усталым и испуганным, как он сейчас), но, с другой стороны, явно и не столь земное создание, как человек. Вот каково по-настоящему летать; видеть землю сверху без всяких границ. Вот каково…

[РАЛЬФ!]

Ее крик прозвучал как выстрел прямо у него над ухом. Ральф отпрянул от него, и в тот момент, когда его взгляд оторвался от гипнотизирующего зрелища несущейся к нему снизу земли, он обрел способность двигаться. Он поднялся на ноги и пошел обратно к самолету. Он двигался легко и просто, совсем как человек, идущий по коридору своего собственного дома. Ветер не бил ему в лицо, не сдувал волосы со лба. И когда его левое плечо прошло сквозь пропеллер «чероки», вертящиеся лопасти причинили ему не больше вреда, чем причинили бы дыму.

На мгновение он увидел бледное красивое лицо Эда — лицо разбойника, подъехавшего к дверям старой гостиницы, в поэме, всегда заставлявшей Кэролайн плакать, — и его недавнее чувство жалости, смешанной с сожалением, уступило место злости. Трудно было по-настоящему злиться на Эда — в конце концов, тот был просто еще одной пешкой, которую двигали на доске, — но все-таки здание, в которое он нацелился своим самолетом, было заполнено живыми людьми. Ни в чем не повинными людьми. Ральф увидел что-то упрямое и по-детски капризное в одурманенном и отрешенном выражении лица Эда, и, проходя сквозь тонкую обшивку кабины, он подумал: По-моему, на каком-то уровне, Эд, ты знаешь, что в тебя вселился дьявол. Думаю, ты даже мог бы вышвырнуть его прочь… разве не говорили мистер К. и мистер Л., что всегда есть выбор? Если так, ты тоже должен был иметь его, черт бы тебя взял.

На одно мгновение голова Ральфа проткнула потолок, как уже было с ним раньше, а потом он снова опустился на колени. Теперь Общественный центр заполнял собой все ветровое стекло кабины самолета, и Ральф понял, что уже слишком поздно не дать Эду сделать что-то.

Эд уже сорвал пленку со звонка. Он положил ладонь на звонок.

Ральф полез в карман и схватил оставшуюся сережку, снова зажав ее между пальцев так, чтобы зубец торчал наружу. Другую ладонь он свернул трубочкой вокруг проводов, соединяющих картонную коробку и звонок. Потом он закрыл глаза и сосредоточился, снова вызывая то гибкое ощущение в самом центре мозга. В желудке у него неожиданно возникла пустота, и он успел подумать: Уууух ты! Это же скоростной лифт!

Потом он очутился внизу, на Краткосрочном уровне, где не было ни богов, ни дьяволов, ни лысых врачей с волшебными ножницами и скальпелями, ни аур. Внизу, где было невозможно проходить сквозь стены и убегать от воздушных катастроф. Внизу, на Краткосрочном уровне, где его могли видеть, и… Ральф сообразил, что Эд как раз сейчас пользуется этим.

— Ральф? — окликнул его одурманенный голос человека, только что очнувшегося от своего самого глубокого в жизни сна. — Ральф Робертс? Что ты здесь делаешь?

— О, я просто был тут рядом, по соседству, и решил заглянуть, — сказал Ральф. — Как говорится, зайти поболтать. — И с этими словами он сжал ладонь в кулак и вырвал провода из коробки.

— Нет! — заорал Эд. — Не делай этого, ты все испортишь!

Это точно, подумал Ральф и потянулся через колени Эда, чтобы схватить штурвал «чероки». Общественный центр был уже не более чем в тысяче двухстах футах под ними, а может, и меньше. Ральф все еще не знал наверняка, что находилось в коробке, привязанной к креслу второго пилота, но он догадывался, что там скорее всего пластиковая взрывчатка, которую всегда используют террористы в боевиках с Чаком Норрисом и Стивеном Сигалом. Предполагается, что она достаточно надежна — в отличие от нитроглицерина в «Плате за страх» Клузо, — но сейчас вряд ли было подходящее время для ссылок на Евангелие от Киноиндустрии. И даже самая надежная взрывчатка может взорваться без всякого детонатора, если ее сбросить с высоты почти двух миль.

Он рванул штурвал как можно дальше влево. Общественный центр под ними начал поворачиваться, вызывая дурноту, словно он был закреплен на оси гигантского волчка.

— Нет, не смей, ублюдок! — завопил Эд, и что-то похожее на тупой конец маленького молотка ударило Ральфа в бок, почти парализовав его болью и отняв дыхание. Его рука соскользнула со штурвала, а Эд ударил его еще раз, теперь в подмышку. Потом он схватил штурвал и резко рванул его в обратную сторону. Общественный центр, начавший скользить к боку ветрового стекла, стал поворачиваться обратно, к самой середине.

Ральф потянулся к штурвалу. Эд приставил ладонь к его лбу и отпихнул назад.

— Зачем ты полез в это? — рявкнул он. — Зачем тебе понадобилось впутываться ? — Зубы его обнажились, губы оттянулись назад в злобном оскале. Появление Ральфа в кабине должно было по идее сделать его беспомощным от шока, но почему-то не сделало.

Конечно, не сделало, он же псих, подумал Ральф и вдруг возвысил свой внутренний голос в паническом вскрике:

[Клото! Лахесис! Ради Христа, помогите мне!]

И ничего. Казалось, его крик вообще ушел в никуда. Да и как же иначе? Он вернулся на Краткосрочный уровень, а это означало, что здесь он сам по себе.

Общественный центр был уже в восьмистах или девятистах футах под ними. Ральф мог разглядеть каждый кирпич, каждое окно, каждого человека, стоявшего снаружи, — он почти что мог сказать, кто из них держал плакат. Они смотрели наверх, стараясь уразуметь, что делает здесь этот свихнувшийся самолет. Ральф не видел страха на их лицах, пока его не было, но через три-четыре секунды…