Стивен Кинг - Бессонница

— Эд действительно был с ними? — спросил Ральф.

— Да, — ответила Лоис. — Его тоже арестовали. Правда, никто не пострадал. Это просто слухи. Никто вообще не ранен.

— В этот раз, — угрюмо вставил Макговерн.

На экранчике хоббитного размера телевизора Лоис возникла заставка полуденных новостей, сменившаяся затем Лизетт Бенсон.

— Добрый день, — сказала она. — Главная новость сегодняшнего прекрасного дня в конце лета: видная писательница и ярая защитница женских прав Сюзан Дэй согласилась выступить в Общественном центре Дерри в следующем месяце, и объявление о ее речи спровоцировало демонстрацию у «Женского попечения» — женского восстановительного центра и клиники абортов Дерри, которая вызывает столь противоречивые…

— Опять они взялись за эту болтовню про клинику абортов! — воскликнул Макговерн. — О Господи!

— Заткнись! — произнесла Лоис не допускающим возражения тоном, не очень походившим на ее обычное робкое бормотание. Макговерн кинул на нее удивленный взгляд и замолчал.

— …Джон Киркленд от «Женского попечения» с первым из двух репортажей, — объявила Лизетт Бенсон, и изображение переключилось на репортера, стоящего снаружи длинного низкого кирпичного здания. Заставка внизу экрана сообщала зрителям, что это ПРЯМОЙ ЭФИР. Камера прошлась по ряду окон с одной стороны «Женского попечения». Два из них были разбиты, а еще несколько вымазаны красной дрянью, похожей на кровь. Желтые ленты полицейского ограждения были натянуты между репортером и зданием; трое полицейских в форме и один в гражданском стояли небольшой группой у его дальнего конца. Ральф не очень удивился, узнав в детективе Джона Лейдекера.

— Они называют себя «Друзья жизни», Лизетт, и утверждают, что их демонстрация этим утром явилась стихийным взрывом негодования, вызванного известием о том, что Сюзан Дэй — женщина, которую радикальные группы защиты жизни по всей стране называют американским детоубийцей номер один, — прибывает в следующем месяце в Дерри, чтобы выступить с речью в Общественном центре. Тем не менее по меньшей мере один офицер полиции Дерри полагает, что все было не совсем так.

Репортаж Киркленда перешел на запись, начавшуюся с показа крупным планом Лейдекера, который, казалось, смирился с микрофоном, торчащим у его лица.

— Никакой стихийности тут не было, — сказал он. — Явно проводилось множество приготовлений. Скорее всего большую часть недели они готовились к объявлению Сюзан Дэй своего решения приехать сюда и выступить — готовились и ждали, когда новости появятся в газетах, что и произошло сегодня утром.

Камера захватила двоих. Киркленд вперился в Лейдекера самым проницательным своим взглядом.

— Что вы имеете в виду под «множеством приготовлений»? — спросил он.

— На большинстве плакатов, которые они несли, красовалось имя Сюзан Дэй. И еще было больше дюжины вот этих штуковин.

Неожиданная человеческая эмоция проступила сквозь маску полицейского-дающего-интервью на лице Лейдекера; Ральфу показалось, что это отвращение. Детектив поднял большой пластиковый полицейский пакет для вещественных доказательств, и на одно жуткое мгновение Ральф уверился, что там внутри находится искромсанный кровавый младенец. Потом он сообразил, что, чем бы ни была красная штуковина, тело в пакете — кукла.

— Они покупали это не в нашем универмаге, — сказал Лейдекер телевизионному репортеру. — Это я вам гарантирую.

Следующий кадр выхватил крупным планом выпачканные и разбитые окна. Камера медленно прошлась по ним. Гадость на испачканных окнах еще больше, чем раньше, походила на кровь, и Ральф решил, что ему не хочется доедать остатки макарон с сыром.

— Демонстранты прибыли с детскими куклами, в туловища которых, по мнению полиции, была закачана смесь сиропа «Каро» и красного пищевого красителя, — сообщил Киркленд подводящим итог тоном. — Они швыряли кукол в здание, скандируя лозунги против Сюзан Дэй. Два окна разбито, но большего ущерба зданию не нанесено.

Камера остановилась, сфокусировавшись на отвратительно испачканной стеклянной панели.

— Большинство кукол разорвалось, — говорил Киркленд, — выплеснув жидкость, достаточно похожую на кровь, чтобы здорово напугать служащих, ставших свидетелями этой бомбардировки.

Кадр с выпачканным красным окном сменился изображением темноволосой женщины в брюках и пуловере.

— О-о, смотрите, это же Барби! — вскричала Лоис. — Вот здорово, я надеюсь, Симона смотрит! Может, мне стоит…

Настала очередь Макговерна шикнуть на нее.

— Я испугалась, — сказала Барби Киркленду. — Сначала я подумала, что они действительно швыряют мертвых младенцев или, быть может, зародыши, которые где-то раздобыли. Даже после того, как прибежала доктор Харпер, крича, что это куклы, я все еще не была уверена.

— Вы сказали, они что-то выкрикивали? — спросил Киркленд.

— Да. Явственнее всего я слышала: «Не пустим ангела смерти в Дерри!»

Репортаж снова вернулся к Киркленду в прямом эфире.

— Итак, Лизетт, демонстрантов отвезли от «Женского попечения» в полицейское управление Дерри на Мейн-стрит около девяти часов утра. Насколько мне известно, двенадцать человек было допрошено и отпущено; шестерых арестовали по обвинению в злостном хулиганстве — мелкое преступление. Так что, кажется, прозвучал еще один выстрел в продолжающейся в Дерри войне по поводу абортов. Джон Киркленд, новости четвертого канала.

— Еще один выстрел в… — начал было Макговерн, но тут же поднял руки, давая понять, что умолкает.

На экране снова возникла Лизетт Бенсон:

— Теперь включаем Анну Риверс, которая меньше часа назад разговаривала с двумя так называемыми «друзьями жизни» из тех, что были арестованы во время утренней демонстрации.

Анна Риверс стояла на ступеньках полицейского управления на Мейн-стрит между Эдом Дипно с одной стороны и высоким болезненно-желтым субъектом с козлиной бородкой — с другой. Эд выглядел изящным и прямо-таки красивым в сером пиджаке и темно-синих брюках. Высокий мужчина с козлиной бородкой был одет, как мог одеваться «мэнский пролетариат» лишь в воображении страдающего галлюцинациями либерала: вылинявшие джинсы, вылинявшая голубая рабочая блуза, широкие красные подтяжки пожарного. Ральфу потребовалась всего одна секунда, чтобы узнать его. Это был Дэн Дальтон, владелец «Кому цветок, кому пальто». В последний раз, когда Ральф видел его, он стоял за висевшими в витрине его магазина гитарами и птичьими клетками, взмахивая руками на Гама Дэвенпорта жестом, говорящим: Какая кому разница, что ты там думаешь!

Но взгляд его был прикован, конечно же, к Эду — Эду, выглядевшему таким элегантным и таким нормальным, с какой стороны ни глянь.