Стивен Кинг - Бессонница

Ральф проводил взглядом двух мужчин, садившихся в старый побитый фургон, и подумал, что никогда не сможет точно вспомнить слова Эда; он просто слишком устал. Потом, когда фургон покатил прочь, оставляя за собой след выхлопа, напомнивший ему яркую фуксиновую штуковину, которую он видел вылетавшей из выхлопной трубы пикапа из пекарни сегодня около полудня, в голове у него отворилась еще одна дверца и воспоминание пришло.

— Он сказал, что мир иногда полон цветов, — сообщил Ральф своей пустой квартире, — но в какой-то момент все они начинают чернеть. По-моему, так.

Близко, но все ли? Ральфу казалось, что был по меньшей мере еще один маленький отрывочек в жалостной истории Эда, но он не мог вспомнить, какой. И в любом случае разве это имело значение? Его нервы яростно настаивали на том, что да, имело, — холодок на его спине стал ощутимее.

Тут у него за спиной зазвонил телефон. Ральф повернулся и увидел, что аппарат словно погружен в ванну жуткого красного света — темно-красного, цвета крови из носа и

(петух бьется с петухом)

петушиных боев.

Нет , простонала часть его разума. Ох нет, Ральф, не попадай туда снова…

Каждый раз, когда телефон звонил, световой «конверт» становился ярче. Во время пауз он темнел. Это было все равно как смотреть на прозрачное сердце с телефоном внутри.

Ральф крепко зажмурил глаза, и, когда открыл их снова, красная аура вокруг телефона исчезла.

Нет, просто сейчас ты не можешь ее видеть. Я не уверен, но думаю, ты сумел прогнать ее усилием воли. Как какой-то кошмар в прозрачном сне.

Идя через комнату к телефону, он говорил себе — и пользуясь отнюдь не обтекаемыми терминами, — что сама эта мысль прежде всего так же безумна, как видение аур, Только это было не так, и он знал, что это не так. Потому что если это безумие, то как же так вышло, что ему хватило одного лишь взгляда на этот красный, как петушиный гребень, нимб света, чтобы точно узнать: звонит Эд Дипно?

Это бред, Ральф. Ты считаешь, что это Эд, потому что думаешь про Эда… и потому что ты так устал, что у тебя с головой не все в порядке. Давай возьми трубку, и сам увидишь. Это не сказочное сердце и даже никакой не волшебный телефонный звонок. Скорее всего какой-нибудь парень хочет продать тебе подписку или дама из лаборатории по анализам крови желает узнать, почему ты так давно не заглядывал к ним.

Только он знал лучше.

Ральф поднял трубку и сказал:

— Алло.

Никакого ответа. Но кто-то там был; Ральф слышал чье-то дыхание.

— Алло, — снова позвал он.

Немедленного ответа опять не последовало, и он уже хотел было сказать «я вешаю трубку», когда Эд Дипно произнес:

— Я хочу сказать насчет твоего языка, Ральф. Он тебя втянет в беду.

Полоска холода между лопаток Ральфа превратилась в тонкое блюдо льда, накрывшее его спину от основания шеи до самой поясницы.

— Привет, Эд. Я видел тебя в новостях сегодня.

Это было единственное, что он мог придумать и сказать. Его рука не просто держала телефонную трубку, а судорожно вцепилась в нее.

— Не обращай внимания, старина. Только слушай внимательно. Ко мне приходил тот широкоплечий детектив, который арестовал меня в прошлом месяце, — Лейдекер. Собственно говоря, он только что ушел.

Сердце у Ральфа упало, но не так глубоко, как он боялся. В конце концов в визите Лейдекера к Эду не было ничего удивительного, не так ли? Он очень заинтересовался рассказом Ральфа о столкновении возле аэропорта летом 1992-го. Действительно очень заинтересовался.

— Вот как? — спросил Ральф ровным голосом.

— Детективу Лейдекеру пришла в голову мысль, будто я считаю, что люди — или, быть может, какие-то сверхъестественные существа — вывозят зародышей из города на открытых платформах и грузовиках. Какая чушь, а?

Ральф стоял возле дивана, без устали перебирая пальцами телефонный провод и отдавая себе отчет, что видит тусклый красный свет, выползающий из провода, как пот. Свет пульсировал в ритме речи Эда.

— Ты рассказывал ему какие-то детские сказки, старина.

Ральф молчал.

— Звонок в полицию после того, как я выдал этой суке урок, который она более чем заслужила, меня не встревожил, — сообщил ему Эд. — Я отнес его на счет… ну, дедушкиной заботы. Или, быть может, ты думал, что если она достаточно расчувствуется, то из благодарности задарма трахнется с тобой разок-другой. В конце концов хоть ты и стар, но ведь еще не совсем созрел для «Парка юрского периода». Ты мог подумать, что она как минимум позволит тебе засунуть в нее палец.

Ральф ничего не ответил.

— Я прав, старина?

Ральф промолчал.

— Думаешь, ты испугаешь меня своим молчанием? Забудь об этом. — Но в голосе Эда на самом деле прозвучала растерянность, словно его выбивали из колеи. Словно он делал этот звонок по определенному заготовленному в уме сценарию, а Ральф отказывался читать свои строчки. — Ты не сумеешь… И лучше не пытайся…

— Мой звонок в полицию после того, как ты избил Элен, не огорчил тебя, а вот твой сегодняшний разговор с Лейдекером явно расстроил. С чего бы это, Эд? У тебя наконец возникли какие-то сомнения насчет твоих поступков? И может быть, твоих мыслей?

Теперь настал черед Эда промолчать. Наконец он хрипло шепнул:

— Если ты не отнесешься к этому серьезно, Ральф, это будет самая большая ошибка…

— О, я отношусь к этому серьезно, — сказал Ральф. — Я видел, что ты сделал сегодня, я видел, что ты сделал со своей женой в прошлом месяце… И я видел, что ты сделал возле аэропорта год назад. Теперь полиции известно об этом. Я выслушал тебя, Эд, а теперь ты выслушай меня. Ты болен. У тебя какой-то душевный срыв, у тебя маниакальные…

— Я не обязан выслушивать твою чушь! — почти проорал Эд.

— Да, не обязан. Можешь повесить трубку. В конце концов, ты заплатил за звонок десять центов. Но пока ты не повесил, я буду продолжать вдалбливать это в тебя. Потому что я любил тебя, Эд, и хочу полюбить тебя снова. Ты смышленый парень, с манией там или без мании, и я думаю, ты поймешь меня: Лейдекер знает и Лейдекер будет наблюдать…

— Ты еще не видишь цветов? — спросил Эд. Голос его опять стал спокойным. В то же самое мгновение красное мерцание вокруг телефонного шнура исчезло.

— Каких цветов? — выдавил Ральф.

Эд не обратил внимания на этот вопрос.

— Ты сказал, что любил меня. Хорошо, я тоже люблю тебя. Я всегда тебя любил. Поэтому я дам тебе очень ценный совет. Ты лезешь в глубокую воду, где плавают такие штуковины, которых ты даже представить себе не можешь. Ты думаешь, я псих, но я хочу тебе сказать: ты просто не знаешь, что такое безумие. Даже понятия не имеешь. Но ты узнаешь, если станешь продолжать впутываться в те дела, которые тебя не касаются. Даю тебе слово.