Стивен Кинг - Бессонница

Док № 3 засунул два пальца своей правой руки в уголки рта и издал пронзительный свист, вонзившийся в мозг Ральфа как буровое сверло. Розали на тротуаре отшатнулась и взвыла.

[Тащи сюда свою задницу, бродяга! Сейчас же!]

Розали поднялась, спрятав хвост между задних лап, и заковыляла по улице. Она подвывала на ходу и от страха хромала так, что едва двигалась; ее зад грозился выскользнуть из-под нее при каждом неохотном нетвердом шажке.

[— Эй!]

Ральф понял, что это крикнул он сам, лишь когда увидел маленькое голубое облачко, проплывшее перед его лицом. Оно было покрыто паутинкой серебряных линий, делавших его похожим на снежинку.

Лысый карлик круто обернулся на крик Ральфа, инстинктивно подняв при этом оружие, которое держал в руке. На лице его появилось выражение злобного удивления. Розали застыла с передними лапами в канаве и смотрела на Ральфа широко раскрытыми тревожными карими глазами.

[Чего тебе надо, Краткий?]

В этом голосе звучала злоба на то, что его потревожили, злоба на то, что ему бросили вызов, но… Ральфу показалось, что под ними скрывались и другие эмоции. Страх? Хотелось бы верить в это. Но замешательство и удивление казались более вероятными. Чем бы ни было это существо, оно не привыкло к тому, что его могут видеть такие создания, как Ральф, не говоря уже о том, чтобы звать его.

[В чем дело, Краткосрочный, язык проглотил? Или ты уже забыл, чего тебе надо?]

[— Мне надо, чтобы ты оставил эту собаку в покое!]

Ральф услышал самого себя двумя разными способами Он был совершенно уверен, что говорил вслух, по звук его реального голоса был далеким и слабым, как музыка, доносящаяся из на время снятых наушников. Стоящим прямо за его спиной мог бы услышать то, что он сказал, но Ральф понимал, что его слова прозвучали бы как слабый вздох — словно их произносил человек, которому секунду назад врезали под дых. Однако в его голове голос прогремел так, как не звучал уже долгие годы — молодо, резко и уверенно.

Док № 3, должно быть, услыхал его в этом, втором варианте, поскольку моментально отпрянул, вновь на мгновение подняв свое оружие (Ральф теперь почти не сомневался, что это скальпель), словно защищаясь. Потом он, казалось, передумал. Он подошел к краю Харрис-авеню, очутившись на усеянной опавшими листьями полоске травы между тротуаром и мостовой, ухватился через грязный халат за ремень своих джинсов, подтянул их и несколько секунд мрачно глядел на Ральфа. Потом он поднял ржавый скальпель и сделал им неприятный пилящий жест.

[Ты можешь меня видеть — ну и что? Не суй свой нос в то, что тебя не касается, Краткосрочный! Эта сука принадлежит мне!]

Лысый док снова повернулся к раболепно припавшей к земле собаке.

[Я больше не шучу с тобой, бродяга! Поди сюда! Быстро!]

Розали кинула на Ральфа взгляд, исполненный мольбы и отчаяния, и стала переходить улицу.

«Я не лезу в долгосрочные дела , — сказал ему старина Дор в тот день, когда дал ему книгу стихов Стивена Добинса. — Я и тебе говорил, чтобы ты не лез».

Да, в самом деле говорил, но у Ральфа было такое чувство, что теперь уже слишком поздно. А даже если и не поздно, он все равно не собирался оставить Розали этому гадкому гному, стоявшему перед прачечной-автоматом. Если только он сумеет помешать ему, вот в чем штука.

[— Розали! Иди сюда, девочка! Назад!]

Розали гавкнула один раз и потрусила к тому месту, где стоял Ральф. Она встала за его правой ногой, а потом уселась и, тяжело дыша, взглянула на него. И в этом взгляде Ральф снова уловил выражение, которое легко сумел прочитать: на одну треть — облегчение, на две — благодарность.

Лицо дока № 3 перекосила гримаса такой жуткой ненависти, словно он выскочил из какого-то мультика.

[Лучше отправь ее сюда, Краткий! Я тебя предупреждаю!]

[— Нет.]

[Я тебя вышвырну, Краткий. Я вышвырну тебя за большое время. И я вышвырну всех твоих дружков. Ты меня понял? Ты меня…]

Ральф неожиданно поднял руку с повернутой к голове ладонью на уровень плеча, словно собирался провести удар карате. Потом он резко опустил ее и пораженно уставился на то, как густой синий клин света слетел с кончиков его пальцев и ринулся через улицу как брошенное копье. Док № 3 пригнулся как раз вовремя, схватившись одной рукой за панаму Макговерна, чтобы та не слетела. Синий клин пролетел в двух или трех дюймах от маленькой сжатой ручонки и ударился в переднее окно «Буффи-Буффи». Там он растекся, как какая-то сверхъестественная жидкость, и на мгновение пыльное стекло вспыхнуло яркой голубизной сегодняшнего неба. Оно потускнело через секунду, и Ральф снова увидел женщин внутри прачечной, гладивших одежду и набивавших свои стиральные машины, словно ничегошеньки не произошло.

Лысый гном выпрямился, сжал ладошки в кулаки и погрозил ими Ральфу. Потом он сдернул со своей головы шляпу Макговерна, сунул ее край себе в рот и вырвал зубами кусок. После этого странного поступка, похожего на вспышку гнева у ребенка, солнце высекло искры огня из мочек его маленьких, аккуратно вырезанных ушей. Он выплюнул кусок расщепившейся соломы, а потом снова нахлобучил шляпу себе на голову.

[Эта собака была моя, Краткий! Я хотел поиграть с ней! Теперь мне, наверное, придется поиграть с тобой, а? С тобой и твоими сраными дружками!]

[— Убирайся отсюда!]

[Лизун! Трахал и лизал свою мамашу!]

Ральф знал, где он слышал это «очаровательное» напутствие раньше: от Эда Дипно возле аэропорта, летом 1992-го. Такое не забывается. Его вдруг снова охватил ужас. Во что же, ради всего святого, он вляпался?

Ральф снова поднес руку к своей голове, но что-то в нем — что-то внутри его — изменилось. Он мог опять опустить ее тем же резким, бьющим жестом, но почти не сомневался, что на этот раз яркий голубой клин не слетит с пальцев.

Однако док явно не знал, что ему грозят незаряженным револьвером. Он отпрянул назад, загородившись рукой со скальпелем, словно щитом. Уродливо обкусанная шляпа соскользнула ему на глаза, и на мгновение он стал похож на Джека Потрошителя из какой-то театральной постановки… чьи патологические устремления могли быть вызваны очень маленьким ростом.

[Я достану тебя за это, Краткий! Ты погоди! Ты только погоди! Ни один Краткосрочный не может обыграть меня!]

Однако в данный момент с маленького лысого врача было довольно. Он круто развернулся и побежал в заросший сорняком проем между прачечной и жилым домом; его слишком длинный грязный халат развевался и хлопал по ножкам в джинсах. Вместе с ним из дня исчезла яркость. С ее уходом Ральф ощутил прилив чувств такой силы, какую раньше никогда не подозревал в себе. Он чувствовал себя полностью проснувшимся, полным сил, и его буквально распирало восторженное возбуждение.