Стивен Кинг - Бессонница

Он секунду обдумывал эту улыбку, а потом вновь переключился на главное:

— Что случилось, Лоис? Почему ты сидела здесь и плакала? Только из-за недосыпа? Если так, то я искренне тебе сочувствую. Но на самом деле ведь не только из-за этого, правда?

Ее улыбка исчезла. Руки в перчатках снова улеглись на колени, и она уныло уставилась на них.

— Есть вещи похуже, чем бессонница. Например, предательство. Особенно когда тебя предают люди, которых ты любишь.

Она замолчала. Ральф не торопил ее. Она смотрела на подножие холма, на Розали, которая, казалось, глядела на него. Может быть, на них обоих.

— Ты знал, что у нас с тобой не только общая проблема, но и общий врач, Ральф?

— Ты тоже ходишь к доктору Литчфилду?

— Ходила к доктору Литчфилду. По рекомендации Кэролайн. Но я никогда не пойду к нему снова. Я с ним покончила. — Ее верхняя губа дрогнула. — Обманщик проклятый, сукин сын!

— Что случилось?

— Почти весь год я просто ждала, что все уладится само собой, что природа, как говорят, возьмет свое. Не то чтобы я не пыталась время от времени помочь природе. Мы, наверное, перепробовали множество одних и тех же средств.

— Медовые соты? — спросил Ральф, снова улыбнувшись. Он не мог удержаться. Какой удивительный денек сегодня, подумал он. Какой и впрямь удивительный день… А ведь еще даже не перевалило за полдень.

— Медовые соты? И что же они? Помогают?

— Нет, — сказал Ральф, ухмыльнувшись еще шире, — ни капельки не помогают, но на вкус великолепны.

Она рассмеялась и стиснула его левую ладонь двумя своими — в перчатках. Ральф сжал ей руки в ответ.

— Ты ведь никогда не обращался к доктору Литчфилду насчет этого, правда, Ральф?

— Не-а. Один раз договорился о встрече, но потом отменил.

— Ты отменил встречу, потому что не доверяешь ему? Потому что чувствуешь, что он прозевал Кэролайн?

Ральф с удивлением уставился на нее.

— Не обращай внимания, — сказала Лоис. — У меня нет никакого права спрашивать.

— Да нет, все нормально. Наверное, я просто удивился, когда услышал это от кого-то еще. Ну, он… знаешь… мог поставить ей неправильный диагноз.

— Ха! — Красивые глаза Лоис вспыхнули. — Это всем нам приходило в голову. Билл всегда говорил, что не может взять в толк, как это ты не потащил этого костолома в окружной суд через день после похорон Кэролайн. Конечно, тогда я была по другую сторону забора и с пеной на губах защищала Литчфилда. Ты когда-нибудь думал о том, чтобы подать на него в суд?

— Нет. Мне семьдесят лет, и я не хочу весь остаток жизни возиться с судебным преследованием врача за халатность. Кроме того, разве это вернуло бы Кэролайн?

Она покачала головой.

— Правда, история с Кэролайн послужила причиной того, что я не пошел к нему, — признался Ральф. — По крайней мере я так думаю. Я просто не мог больше доверять ему, а может быть… Не знаю…

Да, он действительно не знал, и это было самое поганое. Наверняка он знал одно: он отменил встречу с доктором Литчфилдом, равно как и свою встречу с Джеймсом Роем Хонгом, известным в определенных кругах иглоукалывателем. Последняя встреча была отменена по совету девяностодвух- или -трехлетнего старика, который скорее всего уже не помнит своего второго имени. Мысли Ральфа перескочили на книгу, которую дал ему старина Дор, и на стихотворение, которое он процитировал оттуда, — оно называлось «Погоня», и Ральф никак не мог выкинуть его из головы… В особенности ту часть, где поэт говорит обо всех вещах, которые уносятся прочь, мимо: непрочитанные книги, нерассказанные анекдоты, места, где он уже никогда не побывает.

— Ральф? Ты еще здесь?

— Ага… Просто задумался о Литчфилде. Пытаюсь понять, почему я отменил встречу с ним.

Она потрепала его по руке:

— Просто радуйся тому, что сделал это. Я вот — не отменила.

— Тогда расскажи.

Лоис пожала плечами:

— Когда все стало так погано, что я уже больше не могла выдержать, я пошла к нему и все рассказала. Я думала, он выпишет мне рецепт на снотворное, но он сказал, что даже этого не может сделать, — иногда у меня случаются сердечные перебои, и снотворное может все ухудшить.

— Когда ты ходила к нему?

— В начале прошлой недели. А вчера ни с того ни с сего мне позвонил мой сын Гарольд и сказал, что они с Жанет хотят пригласить меня куда-нибудь позавтракать. Я сказала: «Чепуха, я еще в состоянии ковылять по кухне. Если вы решитесь проделать весь путь сюда из Бангора, — сказала я, — я чудненько покормлю вас, и дело с концом. Потом, после этого, если вы захотите повезти меня куда-нибудь еще — я думала про Мол, поскольку мне всегда нравится бывать там, — что ж, это будет чудесно». Вот так я им и сказала.

Она повернулась к Ральфу с улыбкой, одновременно слабой, горькой и яростной.

— Мне совершенно не пришло в голову подивиться тому, почему им обоим вздумалось навестить меня посреди недели, когда они оба работают… И должно быть, действительно любят свою работу, поскольку только о работе и говорят. Я просто подумала, как это мило с их стороны… какое внимание… И я особенно расстаралась, желая хорошо выглядеть и приготовить все как следует, чтобы Жанет не заподозрила, что у меня какие-то проблемы. Наверное, из-за этого я и мучаюсь больше всего. Глупая старая Лоис. «Наша Лоис», как всегда говорит Билл… Не напускай на себя такой удивленный вид, Ральф! Разумеется, я знала об этом; ты что, думал, я вчера с дерева свалилась? И он прав. Я и вправду глупа, я действительно дура, но это не значит, что мне не больно точно так же, как и всем прочим, когда… — Она снова заплакала.

— Конечно, не значит, — сказал Ральф и погладил ее руку.

— Ты бы рассмеялся, если бы видел, как я пекла свежие булочки с кабачками в четыре утра, жарила грибы Для итальянского омлета в четыре пятнадцать и начала наводить марафет в половине пятого — просто чтобы быть уверенной, абсолютно уверенной, что Жанет не примется за свои: «Вы уверены, что хорошо себя чувствуете, мама Лоис?» Я терпеть не могу, когда она начинает болтать эту чушь. И знаешь что, Ральф? Она с самого начала знала, что со мной происходит. Они оба знали . Так что смеяться следовало надо мной, верно?

Ральфу казалось, он слушал ее внимательно, но он явно где-то потерял нить.

— Знали? Откуда они могли знать?

— Потому что Литчфилд сказал им! — заорала она. Ее лицо снова исказила гримаса, но на сей раз Ральф увидел там не боль и не печаль, а жуткую злобную ярость. — Этот поганый сплетник позвонил по телефону моему сыну и НАСТУЧАЛ НА МЕНЯ!

Ральф остолбенел.

— Лоис, они не могут так поступать, — произнес он, когда к нему снова вернулся дар речи. — Отношения врача и пациента, они… ну, они совершенно особые. Твоему сыну это должно быть прекрасно известно, потому что он сам юрист, а к ним это тоже относится. Врачи не могут никому рассказывать про то, что говорят им их пациенты, если только пациент не…