Стивен Кинг - Бессонница

Я прогнал его, клянусь Богом! Я прогнал маленького сукина сына прочь!

Он понятия не имел, кем на самом деле было это существо в белом халате, но знал, что спас от него Розали, и сейчас этого было достаточно. Изводящие сомнения в собственной нормальности могли опять подползти завтра утром, когда он будет сидеть в своем кресле и глядеть вниз, на пустынную улицу… Но пока что он чувствовал себя так, словно выиграл миллион долларов в лотерею.

— Ты его видела, правда, Розали? Ты видела это маленькое противное…

Он глянул вниз, увидел, что Розали уже больше не сидит возле его пяток, и поднял глаза как раз вовремя, чтобы заметить, как она ковыляет к парку с опущенной головой, болезненно откидывая негнущуюся правую заднюю лапу в сторону при каждом шаге.

— Розали! — закричал он. — Эй, девочка! — И, сам не зная почему — может, только лишь оттого, что они сейчас вместе пережили нечто из ряда вон выходящее, — Ральф устремился за ней, сначала трусцой, потом легким бегом, а в конце концов выкладываясь на полную катушку.

Выкладывался он недолго. Какая-то петля, похожая на раскаленную хромированную иглу, вонзилась ему в левый бок, а потом быстро раскинулась по левой половине его грудной клетки. Он остановился прямо за входом в парк и встал, согнувшись, у пересечения двух тропинок, упершись ладонями в ноги чуть выше колен. Пот заливал ему глаза и жег, как слезы. Он хрипло и тяжело дышал, прикидывая, была ли это просто обычная судорога вроде тех, что случаются, как он помнил, на последнем участке забега на школьных соревнованиях, или вот так ощущается начало фатального сердечного приступа.

Через тридцать или сорок секунд боль начала проходить, так что в конце концов, быть может, это была просто судорога. Тем не менее она служила неплохой поддержкой тезиса Макговерна, не так ли? Послушай, что я тебе скажу, Ральф! В нашем возрасте душевная болезнь — обычное дело! В нашем возрасте это случается чертовски часто! Ральф не знал, так это или нет, но он твердо знал, что с того года, когда он участвовал в забеге на первенство штата, прошло больше полувека и что гнаться за Розали, как он гнался сейчас, было глупо и скорее всего опасно. Если бы его сердце прихватило, он стал бы не первым стариком, наказанным обширным инфарктом за то, что возбудился и забыл, что, когда восемнадцать лет уходят, они уходят навсегда. Боль почти ушла, и дыхание приходило в норму, но его ноги все еще не казались надежными, словно могли надломиться в коленках и швырнуть его на гравийную дорожку без предупреждения. Ральф поднял голову, высматривая ближайшую скамейку, и увидел кое-что, заставившее его забыть про бродячих собак, про трясущиеся ноги и даже угрозу сердечного приступа. Ближайшая скамейка находилась в сорока футах от него по левой тропинке, у верхушки пологого склона. На этой скамейке сидела Лоис Чэсс в своем добротном синем осеннем плаще. Ее руки в перчатках были сложены на коленях, и она всхлипывала так, словно сердце у нее сейчас разорвется от горя.

Что случилось, Лоис?

Она подняла голову и взглянула на Ральфа, и прежде всего ему вспомнился спектакль, на который он повел Кэролайн в «Пенобскот-театр» в Бангоре восемь или девять лет назад. Некоторые персонажи в нем по ходу пьесы были уже мертвы, и их грим представлял собой клоунскую белую краску с темными кругами под глазами, чтобы создавалось впечатление огромных пустых глазниц.

Вторая его мысль была гораздо проще: енот.

Или она прочитала его мысли по лицу, или просто сообразила, как сейчас выглядит, потому что отвернулась, торопливо нащупала замочек своей сумочки, а потом просто подняла ладони и прикрылась ими как щитом, чтобы заслонить лицо от его взгляда.

— Уйди, Ральф, прошу тебя, — попросила она глухим, сдавленным голосом. — Я сегодня не очень хорошо себя чувствую.

При обычных обстоятельствах Ральф бы сделал то, о чем она попросила, — поторопился бы убраться не оглядываясь, испытывая лишь смутное чувство стыда, оттого что наткнулся на нее, когда ее тушь размазалась и все женские оборонительные приспособления оказались сломаны. Но сейчас обстоятельства не были обычными, и Ральф решил, что не уйдет — во всяком случае, сразу. Он все еще сохранил в себе ту странную яркость и все еще ощущал, что другой мир, другой Дерри находятся где-то рядом. Было и еще кое-что — очень простое и прямолинейное. Ему было больно видеть Лоис, в чьем веселом характере он никогда не сомневался, сидящую здесь одну и плачущую навзрыд.

— Что случилось, Лоис?

— Я просто плохо себя чувствую! — выкрикнула она. — Неужели ты не можешь оставить меня в покое?

Лоис уткнула лицо в ладони в перчатках. Ее спина тряслась, рукава ее синего плаща вздрагивали, и Ральф вспомнил, как выглядела Розали, когда лысый человечек орал ей, чтобы она тащила к нему свою задницу: несчастной и испуганной до смерти.

Ральф присел на скамейку рядом с Лоис, обнял ее одной рукой и притянул к себе. Она поддалась, но с напряжением… словно тело ее было набито проволокой.

— Не смей смотреть на меня! — все так же дико крикнула она. — Не смей! Моя косметика растеклась! Я наложила ее специально для сына и невестки… Они приходили завтракать… Мы собирались провести вместе все утро… «Мы чудесно проведем время, ма», — говорил Гарольд… Но причины , по которой они явились… Понимаешь, настоящая причина…

Ее бессвязная речь оборвалась новым всплеском рыданий. Ральф порылся в своем заднем кармане, вытащил платок — мятый, но чистый — и вложил его в руку Лоис. Она взяла платок, не взглянув на него.

— Давай, — сказал он. — Утрись немного, если хочешь, хотя ты выглядишь совсем не так уж плохо, Лоис… Честное слово, неплохо.

Немного смахиваешь на енота, вот и все, подумал он. Он начал улыбаться: но улыбка быстро сползла с его лица. Он вспомнил тот день в сентябре, когда он отправился в «Райт эйд», чтобы поискать снотворное, и наткнулся на Билла и Лоис, стоявших у входа в парк и болтавших про демонстрацию с швырянием кукол возле «Женского попечения», которой дирижировал Эд Дипно. Она была явно расстроена в тот день — Ральф вспомнил, как подумал тогда, что она выглядит усталой, несмотря на возбуждение и тревогу, — но еще она была почти красивой: ее большая грудь была подтянута, глаза блестели, щеки пылали как у девушки. От всего этого, кроме почти исчезнувшей красоты, сегодня осталось одно воспоминание: с расползшейся косметикой Лоис Чэсс походила на усталого пожилого клоуна, и Ральф ощутил быструю и горячую искру ярости на кого-то или что-то, вызвавшее в ней такую перемену.

— Я выгляжу ужасно! — заявила Лоис, яростно вытирая лицо платком Ральфа. — Я просто чудовище!