Стивен Кинг - Бессонница

Это тиканье. Громкое и ровное.

Как бы мне хотелось схватить то, что издает этот звук, подумал он. Я бы колотил эту штуку до тех пор, пока она не разлетелась бы на мелкие кусочки по всему полу. Бог свидетель, я бы сделал именно так.

Он заснул в кресле чуть позже полуночи, а когда проснулся на следующее утро, воздух был прохладнее, чем в предыдущие недели; Кэролайн уже проснулась и лежала с широко открытыми глазами и смотрела совершенно ясным и осмысленным взглядом. С трудом верилось, что она больна. Ральф забрал ее домой и совершенно сознательно и обдуманно принялся за главную свою работу теперь — сделать ее последние месяцы как можно более приятными. Прошло много времени, прежде чем он снова вспомнил про Эда Дипно; даже когда он стал замечать ссадины на лице Элен Дипно, он вовсе не сразу снова задумался об Эде.

Пока на смену этому лету приходила осень и пока осень сгущалась в последнюю для Кэролайн зиму, мысли Ральфа все больше и больше поглощались часами смерти, которые, казалось, тикали все громче и громче, даже когда замедляли свой ход.

Но у него не было проблем со сном.

Это пришло позднее.

Где-то через месяц после смерти жены Ральф Робертс впервые в жизни начал страдать бессонницей. Поначалу проблема была не слишком серьезной, но чем дальше, тем тяжелее она становилась. Через шесть месяцев после первых нарушений прежде ничем не примечательного цикла сна Ральф достиг такого отчаяния, с которым уже просто не было сил бороться, не говоря о том, чтобы одолеть его. К концу лета 1993 года он даже начал подумывать о том, каково будет провести оставшиеся годы не смыкая глаз, в мутной дреме бодрствования. Конечно, до этого не дойдет, говорил он себе, так просто не бывает.

Но так ли это на самом деле? Этого он не знал — вот в чем вся чертовщина, и книжки на эту тему, которыми снабдил его Майк Хэнлон [6] Майк Хэнлон — один из главных героев романа «Оно». из Публичной библиотеки Дерри, мало помогли. Там было несколько книг о нарушениях сна, но все они, казалось, противоречили друг другу. Одни определяли бессонницу как симптом, другие называли ее болезнью, а в одной книге она вообще рассматривалась как миф. Однако проблема уходила глубже; насколько Ральф мог судить по этим книгам, кажется, никто точно не знал, что вообще такое — сон, какова его природа и что он делает с человеком.

Ральф понимал, что ему нужно прекратить разыгрывать из себя исследователя-любителя и пойти к врачу, но, к своему удивлению, обнаружил, что ему чертовски трудно сделать это. Он полагал, что у него до сих пор остался зуб на доктора Литчфилда. В конце концов именно Литчфилд первым поставил диагноз Кэролайн, приняв мозговую опухоль за сильную мигрень (правда, Ральфу приходило в голову, что Литчфилд, всю свою жизнь остававшийся холостяком, мог на самом деле считать, что Кэролайн страдала обыкновенной мнительностью), и именно Литчфилд показал себя совершенно беспомощным, как только Кэролайн был поставлен диагноз. Ральф не сомневался, что, если бы он спросил Литчфилда об этом напрямую, тот заявил бы, что передал этот случай Джемалу — специалисту данного профиля… Все совершенно правильно и справедливо. Да. Только пару раз, когда Ральф встречался с ним между первыми конвульсиями Кэролайн в июле прошлого и ее смертью в марте нынешнего года, он не преминул как следует заглянуть в глаза Литчфилду и пришел к выводу, что видел там не что иное, как смесь неловкости и вины. Это был взгляд человека, изо всех сил старающегося забыть, что дал маху. Ральф полагал, что единственная причина, по которой он еще был способен смотреть на Литчфилда без желания врезать ему как следует, кроется в том, что говорил ему доктор Джемал: более ранний диагноз скорее всего ничего бы не изменил; к тому времени как у Кэролайн начались головные боли, опухоль уже укоренилась и, вне всякого сомнения, рассылала маленькие сгустки пораженных клеток в остальные участки мозга словно вредоносных гонцов.

В конце апреля доктор Джемал уехал, чтобы открыть практику в южном Коннектикуте, и Ральфу его сильно недоставало. Он думал, что мог бы поговорить с доктором Джемалом о своей бессоннице, и полагал, что Джемал выслушал бы его так, как Литчфилд не захотел бы… или не смог.

К концу лета Ральф прочитал о бессоннице достаточно, чтобы узнать, что тот ее вид, который мучил его, был хотя и не редкостным, но намного менее распространенным, чем обыкновенная бессонница, связанная с медленным засыпанием. Люди, не страдающие бессонницей, обычно проводят на стадии засыпания от семи до двадцати минут после того, как улеглись в постель. Что же касается медленно засыпающих, то порой им требуется около трех часов, чтобы скользнуть под поверхность бодрствования, и если люди с нормальным сном погружаются в третью стадию сна (которая, как выяснил Ральф, в некоторых старых книжках называется тета-сном) минут через сорок пять после засыпания, то медленно засыпающим требуется лишний час или два, чтобы очутиться там… И нередко выдаются ночи, когда они так и не могут одолеть весь путь до конца. Они просыпаются измученными, порой со смутными воспоминаниями о неприятных, беспорядочных сновидениях, чаще всего с ложным ощущением, будто они всю ночь не смыкали глаз.

После смерти Кэролайн Ральф начал рано просыпаться. Едва ли не каждую ночь он по-прежнему ложился в постель после одиннадцатичасовых новостей и почти сразу погружался в сон, но вместо того, чтобы просыпаться примерно без пяти семь, за пять минут до сигнала радиобудильника, он начал просыпаться в шесть. Поначалу он считал это всего лишь следствием немного увеличенной простаты и семидесятилетних почек, но никогда раньше ему так жутко не хотелось помочиться при пробуждении, и ему ни за что не удавалось заснуть после того, как он освобождался от накопленной жидкости. Он просто лежал в постели, которую столько лет делил с Кэролайн, ожидая, пока наступит без пяти семь (по крайней мере без четверти), чтобы можно было встать. В конце концов он оставил все попытки снова задремать; просто лежал, сложив свои длиннопалые, слегка опухшие ладони на груди и уставясь в покрытый тенями потолок; собственные глаза представлялись ему огромными, как круглые дверные ручки. Порой он думал о докторе Джемале, возводящем свой маленький участок здания американской мечты в Уэстпорте, где звучал теперь его голос с легким успокаивающим индийским акцентом. Иногда Ральф вспоминал места, куда они ездили с Кэролайн в прежние деньки, и часто возвращался к жаркому полудню на Сэнди-Бич в Бар-Харбор, где они сидели за столиком летнего кафе в купальных костюмах, под большим ярким зонтом, ели сладких поджаренных моллюсков и пили пиво из длинных бутылок, глядя на лодки, снующие по темно-синей глади океана. Когда это было? В 1964-м? Или 1967-м? А имеет ли это значение? Едва ли.