Татьяна Корсакова - Пепел феникса

Опять же, есть надежда, что вдвоем они поймают-таки злоумышленника и спасут ни в чем не повинные души. Вот такой исход был бы самым правильным и самым удобным. Навряд ли он сделал бы из них с бароном героев, но гарантировал бы им реабилитацию.

Одним словом, настоящее мужское решение далось Андрею Васильевичу очень нелегко. И Мари, которая, может, и не была так проницательна, как он, но тоже неплохо разбиралась в подводных течениях светской жизни, решение это не одобрила, даже попыталась мужа остановить. Нездоровье супруги, у которой вдруг приключился приступ мигрени и которой непременно нужно его участие, было очень хорошим оправданием. Он уже почти было решился, но поймал на себе насмешливый взгляд барона и передумал. Мари уехала домой в сопровождении Степки, расстроенная, заплаканная, с уже не выдуманной, а самой настоящей головной болью. А Сотников отправился к барону фон Виду.

В кабинете барона ничего не изменилось, но Андрей Васильевич отчего-то перестал чувствовать себя здесь комфортно, точно то недоверие, которое пролегло между ним и Максимилианом фон Видом, наложило невидимую печать даже на вещи.

– Прошу вас, дорогой друг. – Барон протянул открытую коробку с теми самыми, уже так давно горячо любимыми Андреем Васильевичем сигарами. Он улыбался, но взгляд его оставался совершенно серьезным. И дорогим другом он назвал Сотникова наверняка не случайно.

– Благодарю. – Сигарный дым на сей раз показался горьким и шершавым, Андрей Васильевич едва удержался, чтобы не закашляться. – Ну-с, о чем же вы желали со мной поговорить?

– А у нас с вами, дорогой друг, последние дни один лишь разговор. – Барон поднес сигару к губам, и сквозь кружевной манжет его сорочки Андрей Васильевич разглядел исполосованное шрамами запястье. Шрамы были разные: и давно уже зажившие, и еще совсем свежие. Странно, однако… – Вы по-прежнему хотите найти негодяя, или же в свете последних событий ваша решимость ослабла?

– Вы намеренно меня оскорбляете, барон? – Если было нужно, Андрей Васильевич умел поддерживать не только светские беседы, но и такие вот нелегкие разговоры. – Разве я давал вам повод сомневаться в моей порядочности?

– Ни разу. – Барон улыбнулся на сей раз совершенно искренне, только, быть может, чуть устало. – Оттого я и решил обратиться за помощью именно к вам, а не, скажем, к господину Косорукову.

– Господин Косоруков уже доказал полную свою беспомощность. Я думаю, он и сам понимает, что следствие зашло в тупик. Делать хорошую мину при плохой игре – вот единственное, что ему остается.

– Но мы с вами ведь не сдадимся? – барон посмотрел на Андрея Васильевича как-то по-особенному, точно в последний раз проверял, можно ли ему доверять.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти этого зверя. – Андрей Васильевич невольно приосанился, погладил прохладную рукоять пистолета. Нынче без пистолета он не выходил. Может, и глупо, да только береженого и бог бережет.

– В таком случае, дорогой друг, мне есть что вам предложить. – Барон подался вперед, заглянул Андрею Васильевичу прямо в глаза. Ах, какой же это был тяжелый взгляд! Странно, что раньше Сотников не замечал этой чернильной черноты в глазах Максимилиана фон Вида.

В тот самый момент, когда барон уже собирался поведать о своем предложении, в дверь кабинета громко постучали, и наваждение рассеялось: глаза стали самыми обыкновенными, просто чуть более глубокого серого оттенка, чем это обычно бывает.

– Войдите! – В голосе барона послышалось плохо скрываемое раздражение.

Дверь тут же распахнулась, в комнату ввалился один из мавров, бросив быстрый взгляд на Андрея Васильевича, он затараторил что-то на своем тарабарском языке. Барон слушал и менялся в лице. Как дорого дал бы Андрей Васильевич, чтобы узнать, о чем же таком интересном говорят эти двое. Если бы разговор шел на французском…

– Прошу меня простить. – Барон встал из-за стола. – Возникло дело, не терпящее отлагательств, вынужден вас покинуть.

– Я понимаю. – Андрей Васильевич хотел было тоже встать, но барон остановил его нетерпеливым жестом.

– Я ненадолго, нужно сделать кое-какие распоряжения, а потом мы продолжим нашу беседу. Вы пока можете осмотреться, у меня очень интересная библиотека, она к вашим услугам.

Дверь за бароном захлопнулась с каким-то особенно громким и неотвратимым стуком. Андрей Васильевич даже вздрогнул от этой неотвратимости, но тут же укорил себя за излишнюю мнительность.

Время тянулось медленно, не бежало, как резвый паренек, а ковыляло, как дряхлая старуха. От этой стылой медлительности Андрей Васильевич едва не заснул. Чтобы хоть как-то взбодриться, он встал, прошелся по кабинету от одной стены до другой, постоял у полок с книгами, но, к стыду своему, не прельстился диковинными названиями и иностранными надписями. Точно магнитом, его тянул к себе глобус, манила желтыми песками пустыня Сахара, зазывал ультрамариновой зыбью Тихий океан.

Поверхность глобуса была шершавой на ощупь. Андрей Васильевич погладил зелено-желтое пятно Евразии, прошелся пальцем вдоль экватора, а потом с какой-то мальчишеской удалью раскрутил глобус. В глазах тут же запестрело от этой круговерти, да так, что Сотников пошатнулся. Пошатнулся и, чтобы не упасть, ухватился за деревянное основание глобуса. Наверное, в своей глупой порывистости Андрей Васильевич что-то сломал, потому что внутри глобуса вдруг что-то громко щелкнуло, и прямо по экватору образовалась щель в палец толщиной.

Сотников испуганно ахнул, обеими руками ухватился за глобус, и в это самое мгновение северное полушарие откинулось на манер крышки, являя миру обитое бархатом нутро. Значит, не сломал, а привел в действие скрытый механизм, который превратил обыкновенный глобус в искусный тайник. Вернуть бы все на прежнее место, не смотреть, не зариться на чужие тайны. Не удержался. Точно бес толкнул заглянуть внутрь глобуса.

Андрей Васильевич не сразу понял, что же это такое ровным рядком стоит в деревянной коробке. Шесть совершенно одинаковых хрустальных сосудов, до самого верху заполненных чем-то серым. Нет, не совсем одинаковых: один из сосудов был полон лишь наполовину. Ну как же так – посмотреть и не понять?! Нет, не мог Сотников себе такого позволить. К тому же интуиция, которой он привык доверять еще смолоду, вопила о том, что он на пороге чего-то очень важного…

Хрустальная крышка поддалась не сразу, пришлось постараться, чтобы открыть один из сосудов, но, даже открыв, Андрей Васильевич не сразу осознал, что же в нем находится, а когда понял, земля едва не ушла у него из-под ног. На его подрагивающей от страшной догадки ладони лежала горстка пепла…