Татьяна Корсакова - Пепел феникса

Андрей Васильевич не помнил, как прятал свою страшную находку обратно в тайник, как проверял, надежно ли закрыт глобус, как долго и ожесточенно тер ладонь о штаны, пытаясь избавиться от частички чужой смерти. Он пришел в себя лишь уже сидя в кресле для гостей, нервно покусывая кончик сигары. Хотел разгадку – вот и получил! Знать бы еще теперь, как с этой разгадкой поступить…

Дверь открылась совершенно беззвучно, от тихого голоса барона Андрей Васильевич едва не вскрикнул.

– Что с вами, дорогой друг? Вы выглядите испуганным. – Барон смотрел на него таким пристальным, таким цепким взглядом, словно уже обо всем догадался. Нет, не должен, если только он не обладает дьявольской проницательностью. Дьявольской… До чего же, оказывается, это определение подходит Максимилиану фон Виду!

– Задремал. – Андрей Васильевич потер глаза и с замиранием сердца углядел крошечное серое пятнышко на манжете. Только бы не выдать себя излишней суетливостью, только бы этот дьявол в человеческом обличье ни о чем не догадался!

– В том есть моя вина. – Барон уселся на прежнее место. – Получил пренеприятнейшие известия, пришлось принимать меры.

Пренеприятнейшие известия. Интересно, это какие? Что может повергнуть в уныние это чудовище?

– Вы хотели о чем-то со мной поговорить. – Андрей Васильевич изо всех сил старался не выдать себя ни голосом, ни жестом. – Я к вашим услугам.

– Это будет очень деликатный разговор. – Барон медлил, рассеянно разглядывал свои руки – тонкие, изящные, аристократические. Кто может подумать, что этими самыми руками блистательный Максимилиан фон Вид рассыпал по хрустальным бутылям прах тех несчастных девушек, которых нынче оплакивает весь город. Душевное нездоровье – вот единственное объяснение его диким поступкам. Барон – умалишенный. Очень коварный и очень опасный умалишенный…

– Слушаю вас. – Больше на руки собеседника Андрей Васильевич старался не смотреть, чтобы не дай бог и в самом деле не увидеть на них кровь.

– Есть одна особа… – Барон ненадолго замолчал, а потом продолжил: – Есть особа, которая мне очень небезразлична, но постоянно находиться рядом с которой я не могу по ряду причин. Вы понимаете, о чем я?

Андрей Васильевич не понимал, но на всякий случай кивнул.

– У меня есть опасения, что преступник в самое ближайшее время может заинтересоваться этой особой, и я боюсь даже подумать, чем может завершиться подобный интерес. Я уже распорядился, чтобы рядом с ней беспрестанно находился кто-нибудь из моих людей, но у нее такой характер… Она может расценить мою заботу неправильно…

Нет, ну каков стервец! Не успели предать земле тело несчастной Олимпиады Павловны, а у него уже новый сердечный интерес. Да вот только сердечный ли?..

– Вы хотите, чтобы я присмотрел за этой… особой? – осторожно поинтересовался Андрей Васильевич.

– Вы очень проницательный человек. – Барон кивнул. – Но я не о том хотел вас просить. От вас, дорогой мой друг, мне потребуется помощь несколько иного рода. Я хочу, чтобы вы присматривали не за потенциальной жертвой, а за вероятным убийцей.

– За убийцей?! – В какие еще игры собирается играть этот негодяй?!

– Я взял на себя смелость и провел кое-какое расследование. Думаю, я знаю, кто совершил все эти страшные злодеяния.

Конечно, он знает, как же не знать о том, что сам же и сотворил?! Но к чему тогда вся эта игра?

– Я согласен, назовите имя! – Андрей Васильевич внутренне содрогнулся от своей решимости.

– Косоруков.

– Косоруков?! – Вот уж поистине ложный след. Признаться, было время, когда Андрей Васильевич и сам подозревал начальника полиции во всех смертных грехах, но, будучи человеком взвешенным и рассудительным, признал ошибочность своих суждений. Зачем же Косорукову устраивать такое-то представление?! И дело здесь даже не в том, что начальник полиции трусоват и лишен фантазии, дело в его непробиваемой глупости. А злоумышленник хоть и воплощение вселенского зла, но ума и хитрости невероятной. Да и что гадать, когда доказательства страшного злодеяния заключены в хрустальные сосуды и хранятся в самых недрах земли. Это ли не шутка, достойная сатаны?!

– Я не прошу вас о многом. – Барон по-своему расценил молчание Андрея Васильевича. – Не прошу рисковать своей жизнью и бросаться на защиту невинной жертвы. Мне нужно лишь, чтобы этой ночью вы присмотрели за господином Косоруковым, дали знать, если он что-нибудь предпримет. Ну, вот хоть через своего слугу. Он у вас парень смышленый. Я бы и сам, вы уж поверьте, но у меня тоже будет одно немаловажное дельце…

Немаловажное дельце… Сердце кольнуло от недоброго предчувствия. Как это удобно, как хитро: отослать излишне проницательного напарника присматривать за невинным человеком, а самому вершить злодеяния совершенно безнаказанно…

– Но отчего же именно на господина Косорукова пали ваши подозрения? – Осторожно, чтобы не заметил собеседник, Андрей Васильевич смахнул с манжеты пепел. – Помнится, вы сами уверяли меня в его непричастности…

– Я ошибался, – отрезал барон, и в глазах его полыхнуло недоброе пламя. – Мне стали известны некоторые обстоятельства… – Он надолго замолчал, а потом спросил: – Так могу я на вас рассчитывать?

– Можете, – Андрей Васильевич сдержанно кивнул, – но у меня есть еще один вопрос.

– Если это в моих силах, я готов на него ответить. Что именно вас интересует?

– Не поймите меня превратно, но я хотел бы знать имя особы, которой, по вашему мнению, угрожает опасность.

– Имя этой дамы мадемуазель Морель. – Барон улыбнулся так грустно и так искренне, что на мгновение, всего лишь на мгновение, Андрей Васильевич усомнился в правоте своих домыслов.

– Но, помнится, вы говорили, что…

– Так и есть. – Максимилиан фон Вид не позволил ему закончить. – У мадемуазель Морель есть все основания отвергать мои ухаживания и сомневаться в искренности моих намерений.

Не только у нее, чуть было не сказал Андрей Васильевич, но вовремя прикусил язык.

– Дорогой друг, могу ли я надеяться, что все ранее сказанное не выйдет за пределы этой комнаты? – Барон обвел рассеянным взглядом кабинет.

– Можете на меня положиться.

– Мы с мадемуазель Морель были помолвлены, была даже выбрана дата свадьбы, но я совершил проступок, который Анна до сих пор не может мне простить.

Проступок… Уж не те ли страшные сосуды с пеплом называет он невинным словом «проступок»?! Или тут другое? Так и есть! Несчастная Олимпиада Павловна – вот кто, вероятнее всего, стала причиной размолвки. Каков мерзавец! Закрутил интрижки одновременно с двумя девицами, а как пришло время выбирать, от одной избавился… Или не с двумя? Все жертвы были молоды и хороши собой, а чего стоит человеку с таким дьявольским обаянием, как у Максимилиана фон Вида, очаровать и сбить с пути истинного неокрепшую душу?..