Игорь Каплонский - Ангелы Монмартра

– Напрасно.

Спокойный голос останавливает художника.

В трех шагах от Дежана совершенно чистый участок дома. Там, на нетронутом огнем паркете стоит кресло, в котором сидит палач.

– Не вышло? – улыбается Санжаров и вальяжно закидывает ногу за ногу. – Давай же, добей свой шедевр. Уговор есть уговор. Ты побежден. Суд состоялся. Видишь?

Офицер указывает на Анжа пальцем. Нет, это не палец, это игла, черная, длинная.

– Мне не жаль тебя, – говорит палач. – Разве что немного жаль этот мир. И еще плохо, что я не увидел в последний раз Светлану. Ты оказался слаб. Пора платить.

– Нет! – кричит Анж во внезапно нахлынувшем азарте. – Ты еще не победил!

– Что? – ласково осведомляется Санжаров, и вдруг его улыбка начинает угасать. – Не может быть!..

Время замедляется. Шприц с ядом виснет в пустоте. Офицер замирает безмолвной статуей. Вместо горящей щепки в руке художника оказывается расщепленное пополам перо с мельчайшим шариком краски на конце.

– Я успею, – шепчет Анж и поворачивается к холсту…

Когда художник проснулся, в комнате было холодно: камин почти погас. Дежан выбрался из-под одеяла и окоченел еще больше. Во сне он вспотел, и теперь мгновенно остывшая мокрая рубашка облепила спину. На холодном полу спать невозможно, пора что-то решать с кроватью.

Ах да, сегодня истекает назначенный срок. Нет смысла обзаводиться новой вещью.

Анж поднял с пола одеяло и закутался в него поплотнее. Он подбросил в камин дров, встал на четвереньки перед решеткой и тщательно разворошил угли кочергой. Затем раздул огонь.

Взгляд скользнул по этюднику. Хвала небу, холст цел. Проклятый кошмар! Теперь уж точно не уснуть до утра.

Художник отдернул штору. Светало. Он мысленно поздравил себя с наступающим католическим Рождеством, первым из новогодних праздников. Надо же, совершенно забыл о елке. Жаль. Сейчас поставить бы ее, красавицу, в ведро с песком посреди комнаты, украсить обрывками своих прежних картин и плясать вокруг до вечера.

Ладно, пора умываться и спасать мир.

Художник взял коробку с красками и переставил ее поближе к камину, чтобы немного отогреть, но не пересушить. Хорошо, что не забыл с вечера отмыть кисти.

Последний день, в конце которого ожидает последний бой. Маленькое, никому не известное сражение за ширмой истории. Возможно ли, чтобы от единственного человека зависел исход всех войн, которые бушуют в мире? Похоже на то. Что нужно чувствовать при этом, Анж не представлял. Наверное, следует проникнуться величайшей ответственностью, облачиться в самые лучшие одежды, как это делал Леонардо да Винчи, приступая к созданию нового шедевра. И сделать трагически задумчивое лицо – обязательно так, чтобы на челе пролегли борозды суровых морщин, честно заработанных в думах о судьбе мира.

Заодно, чтобы потешить самолюбие, можно представить сотни объективов синема-камер и операторов, вдохновенно крутящих ручки аппаратов. Кто-то обязательно будет комментировать вслух: сейчас наступает решительный момент в противостоянии художника Андрея Державина и архангела Мириила! Соперники волнуются перед последней схваткой. Волнение передается зрителям: кто же победит, человек или небожитель? Ангелы заняли половину зрительских трибун и скандируют имя своего фаворита! Ставки растут!

Похоже на комментарий к британским велогонкам.

А людей на трибунах нет. Где они? – вон, за окном пожилой мужчина в выцветшем пальто ворошит деревянной лопатой сугроб. Прошла пара клошаров с испитыми лицами. По булыжникам мостовой лениво зацокали подковы – проехал фиакр. Мелькнула стайка замерзших студентов. Всё по-будничному. Так, наверное, и должно быть перед концом света.

Желание работать спряталось куда-то очень глубоко. Хочется прожить этот день без суеты. Надо завершить портрет, но только позже. Главное, не пропустить момент, когда волнение перерастет в панику.

Художник вспомнил о саде мсье Соважа. Стоит заглянуть туда напоследок. Зимой мало что увидишь, но пусть перед наступлением рокового часа старый дом откроет последний секрет.

Анж подошел к единственной в доме двери, которую еще не открывал. Отодвинул засов и потянул за ручку. Дверь скрипнула, с косяка посыпались кусочки отслоившейся краски.

Сад дышал тем же домашним уютом. Прямоугольник невысокого забора огораживал несколько конусообразных клумб, из которых торчали длинные засохшие стебли. На вершине средней клумбы были вкопаны качели. Вместо привычного деревянного сиденья на цепях висел диванчик с мягкой спинкой. Немного в стороне находилась круглая беседка, крышу которой поддерживали деревянные колонны, увитые порыжевшими стеблями дикого винограда. Художник поднялся к качелям и, смахнув снег с дивана, примостился на самом краю. Жаль, что рядом нет Светланы. Наверное, она не раз сидела здесь с мсье Соважем и рассказывала… О чем? Может, о не найденном пока избраннике.

Некоторое время Анж вспоминал события, которые соединили его с девушкой. Папаша Фредэ и барон Пижар, принесшие ему странный напиток. Беседа на газоне возле «Улья» о совах. Глина в руках Дуниковского превращается в бюст… Потом карнавал, первое появление таинственной незнакомки, пари, скрип стола под танцующими. Бесславная дуэль в Люксембургском саду, наспех вырытая могила для собаки… Мост, близкая смерть, полицейский инспектор. Снова мост, прелестный ангел, ощущение счастья…

Первая ночь. Полная боли жизнь Орфелины. Смерть родителей, унижение, бегство, падение с трапеции… После – утро, букетик фиалок, новое платье, синематограф, ступени Сакре-Кёр, германский моноплан… Мадам Донадье и знакомство с мсье Соважем…

Внезапная вспышка в месте открытого перелома судьбы. Странная открытка; путешествие в карете, украшенной разноцветными огоньками. Репетиции. Ссора Светланы с Кристеллой. Спектакль. Битва в небесах.

Париж. Рассвет. Смерть.

Дальше вспоминать расхотелось. Жаль, Светлана отстала по пути. Не откроется дверь в сад, не появится на пороге стройная фигурка, не позовет ласковый голос.

До боли захотелось взглянуть на портрет. Анж быстрым шагом направился в дом. За его спиной покачивался на цепях опустевший диван.

Художник на минуту остановился в прихожей и неожиданно для себя свернул на половину мсье Соважа. Торопливо откинув край ковра, он ввалился в каморку и впотьмах нащупал на столе древнюю маску. Она оказалась сухой. Анж бережно поднял ее и унес в комнату Светланы. Там он поднес личину к зеркалу.

Художник представил, что это вовсе не маска, а лицо любимой отражается в его собственном зрачке. Возникло волнующее впечатление, что душа Светлячка витает где-то рядом…