Игорь Каплонский - Ангелы Монмартра

– Всадник забыл, что было доселе, кто он таков и куда держит путь. Он засыпает, и снится бедняге, что плащ его саван, седло его трон…

– Девы лесные готовят корону из прошлогодней истлевшей листвы.

– Духи кружатся на лунной поляне, духи построили трон из костей.

– Прежний владыка растаял в тумане. Быть инквизитору новым царем…

– Так и случится. А мальчик с рассветом вновь постучится в чью-нибудь дверь…

Они одновременно замерли.

– Ты увидишь рыжую смерть! – обратился в пустоту блондин.

– Ты узнаешь рыжую смерть! – значительно добавил брюнет.

– Спроси у рыжей смерти! – запели они хором.

Мама отступила в сторону. Оба приятеля двигались в танце к выходу из гостиницы. Блондин путался в спущенных штанах. Вокруг него приплясывала черная длинноносая птица…

Тяжело опираясь на стену, к моей кровати приблизилась мама. Из раны на ее боку при каждом шаге вытекала густая кровь. Мама села на краешек кровати и начала отвязывать мои руки. Лицо ее побледнело до синевы; глаза были совершенно пусты. Я сама распутала узлы на ногах и нетвердо встала на пол: ступни затекли до бесчувствия. Прикрылась остатками трико…

Мама упала на мое место и больше не двигалась. Из-под ее тела на подушку хлынул последний ручеек крови.

Мучительная смерть. Агония затянулась на несколько суток… Но даже в последние мгновения жизни ты победила, мама!

Меня спас последний родной человек на свете. Слез не было. Закоченела душа. Пусто…

Я укрыла маму одеялом, натянула первое попавшееся под руку платье и вышла на улицу. Конечно же, портье отсутствовал, окна номеров были темны.

Во мраке черный купол шапито выглядел жутко и загадочно. Ветра не было. Флаги над куполом походили на развешенное белье. Меня поманил черный провал входа. Я шагнула внутрь, словно в пасть уснувшего чудовища.

На бортике арены горел переносной керосиновый фонарь. Он освещал деревянную мишень в виде человеческого силуэта. Маэстро Ганке стоял на другом конце манежа и метал в мишень ножи. Я подошла к нему, молча забрала клинки и один за другим начала посылать их в качающуюся от ударов деревяшку.

Лезвий было шесть. Лишь два вонзились в цель. С последним броском я приняла решение.

– Научите меня!

Фокусник секунду поколебался, вздохнул и протянул мне собственный клинок – тонкий и острый, с самодельной деревянной рукоятью. Через полчаса тренировки маэстро сказал, что у меня талант. И предложил сделать совместный номер. Я молчала. Мне хотелось слушать лишь свист клинков и рассерженный гул мишени.

Догадайся, Анж, чье воображаемое лицо я истыкала отточенной сталью. «Та холеная сука говорила» насильникам, что меня можно сломать. И они почти сделали это. Мать спасла дочь ценой собственной жизни. Значит, кровь за кровь. Я твой страшный суд, Краузе!..

На улице послышались крики. Пронзительно засвистел свисток. Значит, вернулись из комендатуры мои коллеги и обнаружили мертвую маму. Или двоих сумасшедших танцоров возле гостиницы.

Я положила охапку ножей на арену. Потом подобрала один, завернула в носовой платок и сунула за пазуху. Ганке сделал вид, что не заметил. Он быстро собрал клинки, схватил мишень и поспешно скрылся за занавесом.

Потом арена наполнилась людьми. Со мной говорили, о чем-то спрашивали. Одна женщина рыдала – значит, все-таки нашли маму.

Краузе вбежала вслед за всеми, увидела меня и замерла. Скорбное выражение ее лица сменилось непониманием, затем животным страхом. Она выбежала, а я вырвалась из чьих-то навязчивых объятий и кинулась за ней. Испуганные артисты были поглощены собственными переживаниями, и никто не стал на моем пути.

Краузе не успела убежать далеко. В конце концов, что для меня, акробатки, стоило ее догнать?! Я сбросила на ходу гимнастические тапочки и настигла приму на свалке за одним из городских домов. Краузе поняла, что не уйти, упала на спину и принялась визжать. Я оседлала ее живот и с размаху залепила ладонью накрашенные губы примы. Глаза директорши полезли на лоб.

– А твои ребята, оказывается, поэты. Может, тоже что-нибудь почитаешь?

Краузе вяло повела в воздухе руками и закрыла глаза. Со стороны картина выглядела странно: сильная высокая женщина, которую без видимых усилий прижимает к земле щуплая девочка.

– Где твой хлыст? – спросила я и достала из-за пазухи сверток. – Забыла? Тогда укроти меня взглядом, вытащи душу. Так ты поступаешь с животными?

Носовой платок упал на землю, и она увидела нож. Ее зрачки потемнели от ужаса.

– Ты правильно поняла, Марта.

Позже я убеждала себя, что хотела лишь припугнуть убийцу.

Прима рванулась. Клинок рассек ее блузу и вошел в левую грудь. Хлынула кровь, мне пришлось отскочить. Прима крякнула и закатила глаза. Ее рана не произвела на меня впечатления, ведь слишком много крови видела я в последнее время. Плевать на Краузе, но если найдут нож Ганке…

Клинок пришлось утопить в канаве с нечистотами. Затем я оправила платье и, подобрав тапочки, вернулась в гостиницу.

Полиции еще не было, несколько униформистов ждали их у входа. В гримерной я быстро собрала саквояж и дорожный чемодан, отыскала в номере родителей сбережения нашей семьи и покинула гостиницу через черный ход. Через два квартала мне попался свободный экипаж, который отвез меня на вокзал.

Моя юность ушла навсегда.

– Что случилось дальше? – после минутного молчания спросил Дежан.

Селена взяла новую сигарету.

– После побега из Германии я два месяца жила в бельгийском городке Шарлеруа. Там вступила в труппу Гектора Мюлльрозе. Это был мой звездный час. Я изматывала себя бесконечными репетициями и чувствовала, что близка к совершенству в акробатике. Совершенство в моем понимании – когда удается всё задуманное и нет невыполнимых трюков. Мне нравилось играть со смертью, это заставляло публику сопереживать, вздрагивать от восторга и страха за мою жизнь. Я отказалась от прежнего имени и стала Орфелиной.

Вскоре я добилась, чтобы мой псевдоним появился на афишах и обложках цирковых программ, и герр Мюлльрозе заключил со мной более выгодный контракт. Отныне пышные букеты поклонников уже не казались диковинкой. Почитателей становилось всё больше, их я держала на расстоянии, ведь еще не стерлось воспоминание о тех двоих из гостиницы в Бремене…

В цирковом мирке новости расходятся быстро. Долетали обрывки слухов о моей прежней труппе. Маджифлори все-таки отказал Отто Краузе в объединении цирков. При этой вести я мысленно поаплодировала своему бывшему директору. А вечером устроила для коллег по трапеции небольшой праздник в местном ресторанчике. Через несколько дней уже с горькой улыбкой я восприняла весть о том, что труппа Краузе распалась. Это случилось около месяца назад. Причиной стало бегство жены директора с цирковой кассой и… с одним из молодых жонглеров.