Мария Барышева - Говорящие с...

- Я бы сказала - и финансист, - добавила сидевшая рядом мрачноватая, коротко стриженная блондинка. - Хорошая спортсменка. Борьба, теннис. Имя настоящее, фамилия тоже. А еще - она не рожала.

- Необычайно ценная информация! - фыркнул Михаил.

- От твоей тоже толку мало! - огрызнулась Ольга Лиманская, и тетя Тоня посмотрела на нее сурово. - То, что они опасны, и так видно.

- Ну так давайте их убьем!

- Чудак-человек, - сказал плотный мужчина восточного типа, щуря глаза в усмешке. - Хочешь, чтоб сюда целый взвод прислали? Может... подержать их в каком-нибудь специальном месте, пока не дойдут до кондиции? Господи, да что к нам - в первый раз с такой проверкой приезжают?!

- С такой - в первый, - задумчиво произнес Ейщаров, скептически оглядывая собрание. - Что-то с ними не то...

- Киллеры к нам тоже уже приезжали, - напомнил восточный человек.

- Не в этом дело, - Ейщаров хмыкнул, потом гнусавым голосом, подражая Байеру, протянул: - Я не отражаюсь в зеркале!.. Марат, я не припоминаю, чтобы давал на это разрешение.

- Зеркало зарегистрировано, - обиделся восточный человек. - Ему больше двух месяцев, можете проверить!

- Ни к чему, я знаю, что оно зарегистрировано, но в гостинице оно до вчерашнего дня не висело. И кстати, кто спер кофейную чашку со склада?!

- Ну, я, - понуро признался Михаил. - Но это вообще не для них, это у меня кое с кем было... Я просто забыл ее унести, а Танька схватила... Откуда мне было знать?! Зато теперь известно, что Маленко сегодня не чистил зубы. Иначе бы не получил холодный кофе!

- Это тоже необычайно ценная информация, - язвительно заметила Нина Владимировна. - Бедная девочка до сих пор в слезах! Она ведь так гордится своим умением готовить кофе.

- Надеюсь, вы не собираетесь ей меня заложить?! - испугался шофер. - Бог ее знает, какой наперсток она изобретет и наденет на меня, сонного! Вот никак не могу понять - как человек с такими ногтями ухитряется говорить с наперстками?!

- Совещание, как обычно, превращается в бардак, - констатировал Ейщаров. - Иногда я думаю, что мне лучше проводить совещания среди самого себя, без вашего участия.

Все тут же посмотрели виновато.

- Просто мы очень за вас беспокоимся, - мягко сказала Нина Владимировна. - Если б вы позволили нам...

- ...убить их всех, - радостно закончил Михаил.

- Никто никого убивать не будет! - отрезал Олег Георгиевич. -Где они сейчас?

- Финансистка с финансистами, - сообщила хрупкая рыжеволосая девчушка, угрызая шоколадный батончик, - блондин, который на зеркало жаловался, на втором этаже ошивается, толстый с нечищеными зубами, кажется, пошел к программистам, а главный, у которого нос поцарапан, сидит у Севки, но с ним там Гришка, который Савельев, и Павел Антонович, не помню, как его фамилия...

- А эти-то чего тут делают? - удивился Михаил. - По их профилю сегодня ничего нет, если мы только не собираемся эту комиссию постирать, заморозить или хорошенько поджарить... хотя лично я был бы не против.

- Кстати, - продолжила девчонка, - одежда на всех них новая, а вот белье - нет.

Михаил сказал, что прибытие киллеров в старом белье он считает особым оскорблением. Это заявление вызвало разрозненные смешки среди присутствующих, только Нина Владимировна осуждающе покачала головой.

- Когда, вы, наконец, поймете, что это не игра? Мы ведь - отнюдь не всемогущи и не неуязвимы. Действовать надо осторожно, продуманно. Не забывайте, что мы в меньшинстве. Перестараетесь и... Сегодня четверо приехало, завтра может приехать четыреста.

- Да хоть миллион! - самодовольно сказала рыжая девчонка. - Даже я одна лично могла бы...

- Это если они будут одеты, - встрял Михаил. - А сейчас, между прочим, лето. А что если они голыми приедут? Что ты сделаешь?! Вот я...

- Хватит! - резко сказал Олег Георгиевич. - Никакой ругани! Вы все и всегда должны действовать вместе и вы все и всегда должны быть в согласии. Вы помните, что я вам говорил?! Вы помните, что может случиться, если вы все перегрызетесь?! Единственное, что вам сейчас нужно - это выжить, но сделать это так, чтобы остальной мир не обратил на это выживание особого внимания. Ваше прошлое осталось за шайскими границами, так что ведите себя соответственно! Вы в городе не одни! А ты, Сашка, речей тут не разводи! Ты принята, но отнюдь не прощена! Или с тобой поговорить?

Девчонка потупилась и принялась разглядывать свои ногти.

- Можно просто их обратить, - предложил пожилой большеносый человек, грустно посматривая на прожженный ковер. - Будут свои люди...

- Ага, триста лет они нам тут нужны! - возразил Марат. - К тому же...

- Такое предложение, - подал голос маленький человечек с испанской бородкой, до сих пор тишком сидевший в самом уголке. - Обрядить в Сашкину одежу и украшения Антонины и посадить в комнату с Севкиной мебелью, коврами Эдуардовича, зеркалами Марата, Ниниными зажигалками, Гришкиной техникой, что-нибудь из Мишкиного арсенала набросать, я торшерчик подыщу...

- Это то же самое, что предлагал Миша, просто ты сказал это более развернуто, - заметил Ейщаров. Михаил сцепил руки над головой и помахал ими.

- Вот, один кровожадный дядя Слава меня понимает!

- Олег Георгиевич, вы нам одно скажите, - очень серьезно потребовал Марат. - Даже если мы вообще ничего не будем делать, окажем полное содействие и будем сидеть тихо, они ведь не уберутся, пока не получат то, зачем приехали?

- Думаю, нет, - Ейщаров встал. - В общем, так. Пусть ходят, где хотят, кроме склада, естественно, и делают, что хотят - в пределах разумного, конечно, только пусть подольше задержатся в здании. Наблюдайте за ними очень внимательно, мало ли - вдруг кто из них зараженный, но уж конечно, не ходите за ними по пятам всей толпой. Не нужно ничего делать. Просто ведите себя естественно.

- Тогда вам пока лучше уехать отсюда, - Нина Владимировна оценила ухмылку Ейщарова, появившуюся в ответ на это предложение, и прищурилась. - Вы нам не доверяете?

- Мне нравится мой офис, - пояснил Олег Георгиевич. - И все, что его окружает, мне тоже нравится. Не хотел бы, вернувшись, найти здесь развалины.

Смяв пустую сигаретную пачку, Эша бросила ее в урну и огляделась в поисках сигаретного ларька. Ларек обнаружился почти сразу же, перед его окошком стояло три человека, и Шталь сморщила нос.

- Фу, очередь! - сказала она и пошла дальше, разглядывая витрины и прохожих. Следующий ларек оказался закрыт. Эша недовольно остановилась, покрутила головой и узрела еще один ларек - через дорогу. Подождала, пока прогромыхает раскаленный трамвай, и перешла на другую сторону. Ларек стоял неподалеку от крохотного скверика, в котором тихо шелестели резными листьями клены. Шелест был сонным и удивительно мелодичным, словно клены напевали странную утреннюю колыбельную зелененьким скамейкам, бархатисто-лиловым виолам на клумбочке и вьющимся над ними бабочкам. Шелест манил присесть на скамеечку в теньке и перестать делать что-либо. Можно было просто сидеть и смотреть на суетящуюся улицу, на глазурное июльское небо, на воробьев, купающихся в солнечной пыли, и думать о чем-нибудь лиричном... Но тут желудок Шталь, возмущенный тем, что в него ничего не клали со вчерашнего дня, издал громкое и совершенно немелодичное урчание, вдребезги разбив начавшую было зарождаться шталевскую лиричность. Эша прижала к нему ладонь и, раздраженно оглядевшись, обнаружила неподалеку витиеватую вывеску, пристроенную на большеоконном одноэтажном здании из красного кирпича.