Николай Шпыркович - Злачное место

Артем поднял глаза вверх: ага, из чердачного окошка Егорова дома на них смотрел ствол, над которым поблескивал глазок оптического прицела. Лица пулеметчика не было видно, но позиция у него была — лучше не придумаешь. Оттуда, сверху — он их всех на фарш смолотит, особенно, если у него что-то автоматическое. Даже целиться не надо, они у него как на ладони. А еще эти, в канаве… Команда стояла на линии перекрестного огня, и пытаться оказать сопротивление было сейчас сущим самоубийством.

Вдалеке послышался шум мотора. Знакомый, надо сказать — Артем уже легко вычленил тарахтенье их "ЛуАЗа". А вот "Нива", похоже — не едет, там осталась. Значит, нашли и мостки они, и сторожевиков с дороги убрали. И скорее всего не сами такие умные: явно, у наших сведения "выбили" — те же дети могли рассказать, а может, и родители — глядя, как их детей Хан душить собирается.

ЛуАЗ подъехал к дому, поднимая облако пыли. Артему всегда нравилась их васильевская, пыль — мягкая и пушистая, теплая. Завернешь, бывало, пригоршню в лопух, швырнешь вверх — а она рассыпается не хуже фейерверка. А царапины и даже небольшие раны от нее как заживали — посыплешь сверху ей ссадину — и все: на следующий день корочка, еще через пару дней она отпадет — а под ней розовая кожица. Взрослые, правда, такой метод лечения не одобряли категорически и пугали заражением крови — только ребятня все равно так делала. Погода стояла безветренная и пыль стояла в воздухе долго, медленно оседая на все окружающем. Из остановившегося автомобиля вышел водитель — незнакомый Артему мужик, не из "крестовых", а вот камуфляж человека, соскочившего сзади — Артем уже видел…., точно — у саенковских охранников! Вдвоем они выволокли через задний борт Варьку и Банана — те тоже были с наручниками. Это понятно — после Херни этого добра полно стало, даже Матруна козу к колу ими крепила, так что тем более с веревками для пленных — никто не возился. Это сколько же здесь значит их — тут — два, три, этот, Индеец, на чердаке, может еще кто — и все с оружием — похоже, у самих у них — выскочить не получится. Разве что, Кусок поможет, тем более — вон там в облаке оседающей пыли, которую вновь взметнули вверх, когда Варьку с Бананом швырнули с борта — какое-то мельтешение нарисовалось… Артем уже приготовился при первой же пулеметной очереди метнуться в сторону — дабы свалить с этого пятака, где они, как на ладони, а там уже — как карта ляжет — но проходила секунда за секундой — а стрельбы все не было. Наконец, от дома, где должен был затаиться Кусок, поднялась в полный рост и двинулась фигура, неразличимая пока что в пыли. В руках у нее ничего не было — так что явно это был не Кусок, ни за что не бросивший бы оружие, тем более, в такой обстановке.

"Хан!" — вспыхнула догадка у Артема. Ну, конечно! Хан-то, наверняка должен был быть где-то рядом! Облако пыли наконец, осело, и стало видно, кто медленно шагает по пыли к стоящим возле сарая людям. Поднимая ногами небольшие пылевые вихри к ним неспешно шел Тимур Саенко. Вообще-то Артем ошибся, когда решил, что в руках у него ничего не было. В правой руке бывшего хозяина больницы было зажато человеческое ухо. Немного не доходя до них, Тимур с некоторой задумчивостью откусил от него кусок и, с видимым удовольствием, не спеша начал его жевать. Правая кисть его была вся в крови, и он смакуя, облизал ее, каким-то неестественно длинным языком. Да и сам он стал выше и плечистее — если раньше он был, пожалуй, даже ниже Артема — то теперь стал почти одного роста со своим охранником, который, вытянув пленников из машины подобострастно смотрел на своего страшноватого босса. По его кивку они тоже навели оружие на стоявших возле сарая Артема, Старого и Крысолова, сделав их положение совсем уж аховым. Тем временем из канавы поднялись двое людей. Один из них, судя по камуфляжу, также был охранником Саенко, второй же — явно из "крестовых", причем по видимому, принадлежал еще к старым уголовникам — помимо крестов на щеках, руки его были густо изрисованы обыкновенными синими татуировками, а во рту металлическим блеском посверкивали стальные зубы, которых было явно больше, нежели собственных. Судя по всему, задачу они считали уже выполненной — и не без оснований, надо сказать. Бандюк вообще закинул автомат за спину, да и охранник, хоть и придерживал его на груди стволом вниз одной рукой, явно расслабился. А чего бы и нет, впрочем? Может, надо было прорываться тогда, в те первые секунды, глядишь, хоть кто-то уцелел бы… Жорик, подбежавший к нелюдю, тоже видно, побаивался Саенко в его новом облике, ну так и немудрено: ему-то уже приходилось иметь дело с нелюдями.

— Все в порядке, хозяин, повязали в три секунды — торопливо обратился он к Тимуру.

Тот негромко скомандовал:

— Перевяжи его. — и указал рукой на Крысолова.

Жорик вынул из нагрудного кармана индивидуальный перевязочный пакет, ловко распорол рукав куртки Крысолова и довольно таки быстро и умело перевязал тому плечо. Рана была сквозная, кость была похоже не задета — но кровила обильно. Одобрительно кивнув, Саенко в упор стал рассматривать группу. Первым, к кому он обратился — был Старый.

— Удивительно, как расширяются возможности организма, доктор. Вы ведь доктор, правда? И я так понял, достаточно неплохой — Дмитрий, по крайней мере, мне вас именно так охарактеризовал. Тем не менее, все равно — вам не понять всей прелести… Жаль… А ведь — совершенно необычное чувство. Сила… легкость…точность… — все обостряется в разы, да что там — в десятки раз, наверное. Вот что мне раньше светило в схватке с вашим здоровенным оболтусом? Даже если бы я дни напролет проводил в спортивном зале — толку? Ну, до Херни — нанял бы киллера, чтобы он его мочканул, но это все не то, — он поморщился. — а вот сейчас, — он счастливо улыбнулся, — я убил его одним ударом. Сам. И эту курву с недодавленым вашим, — он кивнул на Варьку и Банана, сумевших кое-как усесться на землю, — тоже ведь я взял, безо всякой помощи.

— Ты плохо кончишь, тварь, — тихо сказал Старый. — Ты даже не умрешь — ты сдохнешь.

— Ну, так мы все — сдохнем, — рассудительно сказал Саенко. — вы например — значительно раньше, чем я. И сильно вас утешит то, что вы будете умирать с неизмененным челюстно-лицевым аппаратом? Вот эти люди, — он широким жестом обвел пространство возле сарая, где лежали покойные Артемовы односельчане, — им от этого легче?

— Мы умрем людьми. А ты сдохнешь — тварью, — отозвался Крысолов.

— А, труп подал голос. Кстати, вы знаете, почему вы до сих пор живы? Это ненадолго, правда, но все равно — наслаждайтесь пока. Ты знаешь, Крысолов, ты — не первый, кто ломает мою жизнь. Первый раз ее не то что поломали, а разбили — Саенко показал руками, как разбили его жизнь, получилось — на мелкие кусочки. — когда развалили Союз, и нам пришлось уезжать из Туркмении. Я тогда совсем маленький был — а помню, как в товарном вагоне трясся, а на каждом перегоне — сцепщикам, даже сцепщикам! — надо было бутылку давать, а то ведь так вагон с горки спустят — ничего не уцелеет. А еще менты, пожарники — каждый свой кусок рвал. И не туркмены ведь, от которых мы уезжали — свои, к кому ехали, так делали. Потом — когда, из-за денег, которых у нас не стало — я не поступил туда, куда хотел. И мне пришлось идти в этот долбанный бизнес. Потом, когда, все, вроде даже начало налаживаться и там, мне даже стало это нравиться — случилась Херня. Но я и тогда не пропал. А потом пришел ты и опять все испортил. Причем — во всем, — он несколько истерично хохотнул. — ну, вот почему, почему девки всегда любят таких, как ты — пропахших потом и порохом, грязных, вонючих. Только потому, что ты можешь больше выбить очков на мишени? Швырнуть кого-то через плечо-бедро? Я вот Херню и того, кто ее устроил, ненавижу и поэтому еще: вы нас — богатых, сильных— сильных не этой вашей дурацкой физической силой, силой власти — опустили, хуже, чем на зоне, — голос его все повышался, в нем все сильнее слышались истеричные нотки. — Вот только запомните — ну, пока есть чем помнить: я умнее вас — и всегда буду над вами. Пусть ненадолго — сколько ты говорил — пару лет? — Тимур глянул на Жорика, тот часто-часто закивал головой. — мне хватит. Я был умнее вас, когда подменил пару бутылок водки в поезде на воду — и пусть те козлы еще скажут мне спасибо, что у меня тогда не было с собой метилового спирта — я бы точно их "угостил", я был умнее, когда покупал в институте доллары, на которые мои друзья-комсомольцы смотрели, как на империалистические деньги. Я всегда опережал на ход — и с долларами, и потом. Я ведь видел, к чему все идет — все копили эти сраные доллары — а я уже тогда, за два года до Херни начал переводить их в золото. Благодаря чему и выжил в тот самый первый год. И сейчас я умнее всех — я уже год, как потихоньку "причащаюсь" — потому, что предвидел, что однажды появишься ты. Ну, не ты — так кто-то другой. Или просто сырье на складах бы все выгребли — а я был бы уже готов. Так и вышло — я был готов, когда узнал, что вы с вояками к нам едете, как и знал, чем все закончится. Стоило немного только нужной "жвачки" подобрать — и вот он — новый я.