Наталья Александрова - Шкатулка Люцифера

– Эта монография посвящена росписям и алтарям средневековых немецких соборов, – пояснил Старыгин, продолжая перелистывать страницы. – Многие из них не дожили до нашего времени, уничтожены во время войны… хотя еще больше погибло в шестнадцатом веке…

– В шестнадцатом? Почему именно в шестнадцатом? – поинтересовалась Агриппина.

– В шестнадцатом веке после знаменитого выступления Мартина Лютера в Германии началась реформация. Религиозное движение невероятно разрослось, и уже через десять-пятнадцать лет по всей Европе прокатились бунты и войны. Протестанты захватывали и громили церкви, поэтому и погибли очень многие произведения искусства. Вот, например, этот знаменитый фрайбургский алтарь был уничтожен в середине шестнадцатого века…

– Если он уничтожен так давно, откуда же это изображение? – спросила Агриппина, взглянув на репродукцию. – Ведь фотографии еще, разумеется, не было…

– Разумеется, но, к счастью, примерно за столетие до этих событий, в середине пятнадцатого века, Иоганн Гуттенберг изобрел печатный станок. Рисунок художника или гравюру стало возможно размножить в большом количестве экземпляров, поэтому изображения погибших алтарей, настенных росписей и картин дошли до наших дней… А вот и то, что я искал!

Старыгин раскрыл книгу на большом, тщательно выполненном цветном развороте.

Агриппина увидела репродукцию картины, напоминающей таллиннскую «Пляску смерти», только персонажей на ней фигурировало гораздо больше – не четыре, как в Нигулисте, а больше двадцати. Они были разбиты на несколько отдельных фрагментов – по четыре нарядных «танцора» на каждом.

Здесь, как и в Таллинне, были кардинал в красной накидке и римский папа в высокой тиаре, король в парчовом одеянии и император в короне и горностаевой мантии, была здесь и принцесса в расшитом золотом платье и высоком двурогом головном уборе.

Но кроме них, здесь присутствовало множество других персонажей.

Агриппина увидела монаха в белом плаще с капюшоном, с кружкой для подаяний в руке, рыцаря в блистающих доспехах, знатного господина в роскошном одеянии, с ловчим соколом на руке, купца с набитым деньгами кошелем и связкой ключей на поясе, простого дровосека с топором в руке, кутилу-игрока с бутылкой и колодой карт, знатную даму и кухарку – все они танцевали в бесконечном хороводе под руки с ухмыляющимися скелетами…

– Всего здесь двадцать четыре персонажа, – проговорил Старыгин, который тоже внимательно разглядывал репродукцию. – И среди них есть наши знакомые…

Он показал Агриппине знатную даму, богатого, щегольски одетого юношу, скромного священника и ученого-алхимика.

– Очень нужна хорошая лупа! – вздохнул Дмитрий Алексеевич. – А мою конфисковала таллиннская полиция в качестве вещественного доказательства…

Он сорвался с места и побежал на кухню. Из коридора раздался дикий мяв – это Старыгин впотьмах наступил на кота, который подслушивал под дверью.

– Василий, ты меня когда-нибудь до инфаркта доведешь! – крикнул Дмитрий Алексеевич, не подумав утешить кота и извиниться за причиненное неудобство.

Кот появился в дверях, демонстративно припадая на левую лапу. Тотчас за ним возник Старыгин, так что кота еще и дверью прихлопнуло. Он не стал орать, а посмотрел так выразительно, что даже Агриппине стало его жалко.

Старыгин же и тут ничего не заметил, он склонился над книгой, пытаясь рассмотреть иллюстрации через маленькую лупу с треснутым стеклом.

– Что, попало? – тихонько спросила Агриппина у кота. – Дай лапку, посмотрю.

Кот резко развернулся и вышел из комнаты, печатая шаг. Хромать он перестал.

Симулянт, поняла Агриппина.

– Ничего не могу разглядеть через эту лупу… – раздраженно бормотал Старыгин. – Да это и не лупа виновата, а печать плохая. Нет, книга нам не поможет, нужно смотреть подлинные гравюры.

– И где, интересно, вы собираетесь их смотреть? – осторожно спросила Агриппина.

Она представила себе, что придется помогать ему доставать с антресолей какой-нибудь бабушкин сундук, набитый пожелтевшими вырезками из газет и старыми бумагами. Мало того что сундук окажется совершенно неподъемным, так еще на свет божий вылетит столько потревоженной многолетней пыли… В квартире образуется форменный кавардак, и еще придется заниматься уборкой. А найдут ли они что-то нужное, это еще вопрос. Но главный вопрос – что же он ищет и стоит ли это искать вообще.

Дмитрий Алексеевич поднял голову от книги и усмехнулся, будто прочитав ее мысли. Затем подобрал все книги с пола, аккуратно поставил их на полку и убрал в коробку те четыре предмета, что они получили сегодня в ресторане.

– Есть одно место… – начал он таинственным голосом, – очень интересное. Там мало кто бывает, потому что почти никто про него не знает. И вот там вполне могут быть нужные гравюры…

Он бросил взгляд на часы и вздохнул разочарованно.

– Только сегодня туда уже не попасть. Придется завтра… Вы когда освободитесь?

Как вам это нравится, он даже не спросил, хочет ли она пойти с ним? Агриппина открыла рот, чтобы сказать этому беспардонному типу, что завтра у нее сложная операция, а потом – суточное дежурство. И что вообще ей все надоело и она хочет забыть про эту странную историю с трупами и с «Пляской смерти».

Агриппина всегда была честна с самой собой. Так вот сейчас она поняла, что ей вовсе не хочется забывать эту историю, напротив, ей интересно в ней разобраться. Потому что если отбросить всю мистику, то останутся факты: три убийства, один раненый, пакет с очень странными мелочами и разбойное нападение на нее возле собственного дома. От фактов так просто не отмахнешься!

К тому же она вспомнила, что дежурство вовсе не завтра, а послезавтра.

Так что придется ехать завтра с реставратором, а то он по рассеянности что-нибудь напутает.

– Тогда до завтра, а сейчас я, с вашего позволения, пойду, поздно уже. Чай пить не буду! – крикнула она ему вслед, потому что Старыгин вдруг выбежал из комнаты.

Он только пожал плечами, что означало, что он вовсе и не собирался ей этого предлагать. Настал черед Агриппины пожимать плечами. Старыгин появился в прихожей с котом на руках, когда она пыталась открыть сложный замок на двери. Кот свисал с его локтя, как пушистый шарф.

– Простите, не могу вас проводить, – забормотал Старыгин, – что-то Василий плохо себя чувствует.

– Симулирует! – махнула рукой Агриппина.

«Какая все же она черствая женщина!» – подумал Старыгин.

«Насквозь видит!» – подумал кот.

До дому Агриппина добралась быстро, никто на этот раз не встречал ее у подъезда и не требовал отдать то, что ей не принадлежит.

Против обыкновения в их коммунальном раю никто не спал, хотя часы показывали уже половину двенадцатого. В квартире не пахло мокрым бельем, а в коридоре горел свет, что было делом совершенно неслыханным. Все двери в комнаты жильцов, обычно плотно прикрытые, теперь были распахнуты настежь. Федька Стуков вольготно развалился на полу в проходе, из своей двери боязливо выглядывало армянское семейство в полном составе.