Рубин Алекс - Голос крови. Антология

— Звездочка моя, — явственно затрясся вампир.

— Правильно, сейчас тебя своим светом озарит твоя личная звездочка. Смотри, Саманта, и учись. Вы имеете право на личного сопровождающего в ад, вы имеете право на адвоката, вы не имеете прав распускать свои загребущие лапы, — заорала Стефания в лицо поверженному вампиру. — Вы не имеете права изменять мне! Зато вы имеете право рассыпаться в пыль, вот так!

Чвак! Выуженный Стефанией из кармана кол легко воткнулся в сердце вампира, и тот с легким пшиком рассылался прахом.

— И все, что ли? — обиженно спросила Саманта. — А сколько пафоса было, — подойдя, она пнула пыль ногой. — Знаешь, — плаксиво заявила она, — а завтра я буду рыдать и оплакивать его. Это сейчас я пьяная, и мне его не жалко, потому что он подлец. А завтра протрезвею и буду жалеть. И плакать. И снова одна буду, уууу…

— Не реви, — хмуро ответила вампирша. — Ты одна, потому что за собой не следишь. Я тебя научу. Будешь красавица. Ну ладно, не красавица, но вполне симпатичная.

— Ыыы…

— Поехали, я тебя подвезу. — Ыы… я не поеду с тобой, ты пьяная, тебе нельзя за руль.

— Это я пьяная? — зарычала Стефания. — А ну садись, я тебя сейчас по ровной линии довезу.

У дома Саманты.

— Забор можно было и объехать, — все еще икая от страха, говорила Саманта.

— Он мне ровную линию перегораживал, — рявкнула Стефания. — Я тебе обещала по ровной довезти, я довезла.

— Ну, — Саманта помахала рукой, — я пойду. А ты заходи почаще, обещала научить, — шаталась Саманта. — Только завтра не приходи, я буду Роберта оплакивать. Я протрезвею и буду оплакивать, я ж его любила.

— Да не любила ты его, — отмахнулась Стефания. — Так, нравился, потому что внимание обратил. Кстати, надо тебя научить отличать, когда любишь мужчину, а когда нет. Бывай, я на днях заеду.

Вампирша повернулась, сделала два шага, ее по инерции занесло вбок и впечатало в яблоню. С дерева посыпалась листва и несколько яблок. Стефания коротко и злобно матюгнулась, поплелась дальше и села в фургон. Спустя минуту автомобиль затарахтел и, виляя из стороны в сторону, синусоидой двинулся по улице.

Саманта сорвала с шеи цепочку, которую ей когда-то подарил Роберт, посмотрела на нее.

— Вот я ведь могу ее сдать, так? Так. Она же сама про охотников рассказала, значит, где-то их можно найти. Да только фигушки! Не буду я никого сдавать.

Она бросила цепочку на землю и старательно втоптала ее в грязь.

— Настоящая женская дружба в наши дни на дороге не валяется.

Максику было страшно. Конечно, ночью, на кладбище, в одиночку любому будет не по себе. Но Максик здесь жил. Вот уже почти полгода они с мамой жили здесь в компании еще пяти бомжей. Старшим среди них — по возрасту и положению — был дядя Боря. Другой, Сергей Степаныч, когда-то работал учителем физики и математики, и мальчик частенько с ним общался. Остальные держались как-то отстраненно, Максик за все время едва ли перекинулся с ними десятком слов.

Еще полгода назад все было как у людей. Максим вместе с родителями жил в нормальном доме на краю деревни. Мать в школе преподавала девочкам физкультуру и домоводство, отец работал электриком. Сам Максим ходил в четвертый класс. Учился, гонял в футбол, озорничал — как все мальчишки. С отцом, правда, не шибко повезло: тот часто пил, дрался. Но опять же — и у других бывает.

А потом как-то отец навеселе ремонтировал конвейер на птицефабрике и погиб. Несчастный случай. После этого Максик заметил, что его мама стала меняться. Уволилась из школы, устроилась ночным сторожем. Теперь днем она слала или сонно сидела в плотно зашторенной комнате. Домашними делами занималась все реже, огород м магазин стали заботой Максика. «Ничего, — утешала его мать, — скоро будет у нас новая жизнь, вольная. Не надо будет ни огородом заниматься, ни на работу ходить. И болеть никогда уже не будем… Даже в школу не надо будет!» В общем, с ума сходила. Под вечер оживлялась — шла на работу, утром приходила какая-то тихо довольная, гладила сына, собиравшегося в школу, по голове и шла спать.

Неудивительно, что в доме частенько не оказывалось еды. Максика стали понемногу подкармливать соседки. Про мать говорили разное… плохое говорили. Пошли слухи, что Максика должны забрать у матери и отдать в интернат. «Ничего, — говорила мать, — уже скоро…»

А полгода назад мать вернулась домой с дядей Борей (как представился он сам), бородатым мужиком в старой, довольно грязной одежде, слишком легкой для зимнего времени. От маминого спутника пахло чем-то странным. Взрослые на пару сели за стол и стали пить что-то тягучее и коричневое. Мама негромко и оживленно щебетала, дядя Боря важно кивал, вставлял порой одно-два слова. Потом и Максика усадили за стол, дали ему кружку с той же жидкостью — немного солоноватой, с довольно неприятным запахом. Максику стало противно, но мама взглянула строго и озабоченно, словно мальчик отказывался выпить лекарство. Пришлось допить. В глазах сразу потемнело… он очнулся уже на своей кровати, чувствуя себя нехорошо. Окна были плотно зашторены, мама сидела рядом на стуле и, улыбаясь, гладила его по голове. «Поспи еще», — поцеловала в лоб и поднялась. «А в школу?..» — начал было Максик. «Не надо больше в школу. Спи», — и мать вышла.

Максик больше не мог сидеть; он встал, сделал несколько резких движений, походил. Страшно. Все эта погода. Ночь стояла ясная, совершенно безветренная. Почти полная луна освещала памятники, кресты, ограды. И склеп давно сгинувшей графской семьи — новое жилище мальчика. Воздух был совершенно прозрачный, и Млечный Путь, пересекавший купол небосвода, отчетливо выделялся на черном бархате неба.

В такую погоду малейший хруст или шорох разносился далеко-далеко. И каждый звук заставлял вздрагивать. Сейчас бы ветер посильнее, чтоб глушил безмолвие. Ливень тоже бы ничего. А замерзнуть Максик не боялся. После того «лекарства» он не только не простужался, но и с легкостью переносил и зимний мороз, и душную летнюю жару.

Тогда мальчик весь день проспал в своей кровати, не зная, что это последний день нормальной жизни. Когда стемнело, они с мамой собрались, вышли из дома и направились к кладбищу, что находилось на задворках соседней деревни. У Максика зуб на зуб не попадал с перепугу. Дядя Боря встретил их у ворот и привел в графский склеп. Они заползли внутрь через потайной лаз в задней стене — пользоваться дверьми здесь было не принято, их тщательно забаррикадировали изнутри и заперли снаружи. В склепе на шести полках размещались четыре каменных гроба, пахло плесенью и еще чем-то неуловимым.

На полках и на полу были свалены вещи здешних обитателей. В основном — одежда, но в одном углу сиротливой стопочкой лежало несколько книг. Странно, но ни еды, ни кухонной утвари Максик в склепе не увидел.