Рубин Алекс - Голос крови. Антология

Жильцы, пояснил дядя Боря, вернутся к утру. Мама разложила то немногое, что захватила с собой, и ушла с мужчиной. К утру действительно появились какие-то люди и сразу завалились спать — все, кроме мамы и Сергея Степаныча.

Мама опять напоила Максика «микстурой», а Сергей Степаныч расспросил мальчика о школьных делах и заявил, что будет его понемногу учить.

Однообразно потянулось время. Днем все спали, причем двое устраивались в гробах, ночью занимались какими-то своими делами. Вряд ли это были хорошие дела, потому что совершались они в тайне, а дядя Боря не уставал повторять, что лиса никогда не охотится рядом с домом. Брать с собой Максика он запрещал даже матери, «мал еще», — говорил. Однажды утром, пока все спали, мальчик попытался сбежать, но оказалось, что он привык жить в постоянном сумраке и при дневном свете не может покинуть лаз. Увидев ярко освещенные солнцем плиты и памятники, он сразу почувствовал себя плохо — резало глаза, в животе и груди все сжалось комом, затошнило. Пришлось вернуться. А бежать ночью он не осмеливался. Почему-то казалось, что поймают. Максик очень скучал по друзьям, по прежнему дому, даже по школе с учителями в придачу.

Так все и шло. Вечером все разбегались, оставался только учитель, который занимался с Максиком час-два, а потом тоже уходил. Максик немного прибирался, потом вылезал и гулял, ожидая маму. Она возвращалась раньше остальных, давала ему «микстуры». За полгода он другой еды и не видел. Впрочем, теперь он с удовольствием пил темную, вязкую жидкость и укладывался спать. Его маму такая жизнь почему-то вполне устраивала.

Приближалась полночь. Максик снова сел на земляной холмик. Маму ждать еще часа три. Июнь, светает рано. Надо уговорить ее, чтоб в следующий раз взяла с собой. Не может он больше все свое время тратить на одно сплошное ожидание. И еще он не понимал, что мать находит в такой жизни.

Можно попробовать дядю Борю попросить, чтоб отпустил его. Живут же дети в интернатах! И вырастают людьми. А зачем он вообще нужен бомжам? Уж они-то ему точно не нужны! Надо поговорить. А не отпустят, тогда — бежать! Глаза чем-то прикрыть — он и очки себе начал делать, вроде эскимосских. Две металлические пробки с узкими прорезями. Нужно уходить. Чем скорее, тем лучше.

Слева хрустнула веточка. Мальчик вскочил, оглянулся. Там, шагах в тридцати, шла девочка, младше его где-то на год одетая в легкое платьице. Заметив движение, девочка повернула в его сторону. Сердце у Максика провалилось куда-то в живот и стало там испуганно бухать. Девочка остановилась неподалеку и спокойным голосом сказала:

— Привет! А что ты тут делаешь?

— При… — хотел ответить Максик, но вышло какое-то сипение; он прокашлялся. — Привет. А ты?

— Я? Я… по делу, — замялась девочка.

— И я по делу, — не слишком вежливо ответил Максим. Его разозлило, что его напугала простая девчонка, которая сама, кажется, никого не боится. А еще — ну не мог же он сказать: «Я жду маму»!

Девчонка не обиделась. Звонко рассмеявшись его сердитости (такой смех в этом месте — ну, знаете ли!); она сказала:

— Меня зовут Алиса. То есть, вообще-то, Алла, но все давно зовут Алисой.

— А меня — Максим. А так — Максик.

— А тебе здесь одному не страшно? Признаться девчонке? Никогда!

— А чего мне бояться? Мертвые, они ж просто лежат, никого не трогают… а я… Я здесь на спор с ребятами — всю ночь должен просидеть, — поспешил пояснить Максик. — А-а-а, — протянула Алиса. — А бояться надо. Оборотней. Завтра как раз полнолуние, оборотни превращаются и выходят на охоту.

— Оборотней не бывает!

— А вот и бывают! Они начинают превращаться за три дня… ночи до полнолуния, а потом еще три ночи после! Вот так шесть дней и бегают — с полуночи до рассвета.

— Семь! — заявил Максик.

— Чего семь?

— Семь ночей. Три — до, три — после, и само полнолуние.

— А… нет, шесть.

— Но семь же получается?

— Ну, я не знаю. Знаю только, что шесть ночей подряд, а в середине — полнолуние. И в эти шесть дней, то есть ночей, все они превращаются. А самые сильные могут в любое время становиться другими.

— Другими? Это какими — другими?

— Ну, другими — это когда наоборот… когда все — люди, они становятся волками, а когда все — волки, становятся людьми. Только ненадолго.

И Алиса стала взахлеб рассказывать про оборотней — что живут они семьями, что днем ведут себя как обычные люди (как Максик их в этом понимал!), что оборот… ничество передается от родителей к детям, а от тех — к их детям, что для людей они, когда волки, очень опасны, если повстречаются, но они умные и специально на людей не охотятся. И еще многое-многое другое. Когда, наконец, она остановилась перевести дух, Максик внушительно объявил:

— И все равно — оборотней не бывает! Это сказки!

— И вовсе это не сказки! Не сказки! И… ой! — Девочка вздрогнула и стала отходить назад.

— Ты чего это?

— Я забыла, совсем забыла! Мне… пора! — в отчаянии выкрикнула девочка, останавливаясь. — Отвернись… пожалуйста… — тихо добавила она.

В горле у Максика тут же вновь образовался знакомый комок, но он заставил себя отвернуться. Сзади доносились непонятные звуки. Он не выдержал и снова повернулся к Алисе. Та стояла на четвереньках, платье валялось рядом. Девочка странно изменилась — тело стало уже, нижняя часть лица медленно вытягивалась вперед.

— Дурак! — проговорило существо голосом, еще напоминавшим Алисин.

Превращение продолжалось. Каждая частичка тела становилась волчьей, вытягивался хвост, уши, наползала — не росла, а именно наползала — шерсть. Существо с трудом, еле разборчиво проговорило:

— Приходи… жавтра… поговорим…

Алиса быстро превращалась в молодого волка, только вместо глаз у нее было что-то, равномерно светящее красновато-оранжевым светом. И это свечение было направлено на Максика.

Вдруг слева с громким треском вылетел здоровенный зверь с желто-зеленым свечением вместо глаз. Зверь притормозил и стад медленно подходить к мальчику, урча и шумно втягивал носом воздух.

Алиса молнией метнулась наперерез и встала перед зверем. Тот остановился и сел. Алисин хвостик немедленно забегал из стороны в сторону, как у собаки.

Максик разглядел зверя. Это была большая черная волчица со светлой проточиной на морде и груди. Посидев с полминуты, она поднялась, неспешно направилась к памятнику и, зайдя за него, пропала. Через секунду над памятни¬ком показались голые плечи и голова женщины.

— Так вы друзья? — спросила женщина спокойно. — Хорошо, можешь встречаться с моей Алиской. И не бойся нас, такими, как ты, наш род не интересуется. Будь любезен, спрячь Алискины вещи в дупло старого дуба в третьем ряду. Она сама не успела. Знаешь, где это?