С. Сомтоу - Суета сует. Бегство из Вампирского Узла

– Твоя может без резинки, если не хотеть. Моя без разница, моя жить – моя умереть. Эта зваться русская рулетка. Смешная.

Свежий запах дождя смешался с запахом пота и дешевых духов. Она повернулась к художнику, которого на самом деле здесь не было, и раскрыла объятия. Эйнджел невидимой тенью упал между ними.

Призрачные руки Лорана легли ей на плечи, и мертвые руки Эйнджела обняли ее. Лоран едва коснулся ее щеки своими иллюзорными губами, и с ее губ сорвался стон:

– Холодна, холодна, холодна.

Она отстранилась и снова высунулась в окно, под горячий дождь. Губы Эйнджела тоже коснулись ее кожи... его плоть, которую смерть сделала твердой как камень... навсегда занемевшие губы, которые не могли ощутить тепло и упругую нежность молодой кожи, потому что их мягкость была всего лишь иллюзией, скрывающей жесткое окоченение смерти... и она что-то почувствовала, и кровь прилила к ее щекам, кровь, во вкусе которой смешались смятение и страсть, и еще – страх, но лишь капелька страха... она была не из тех, кто боится, Эйнджел почувствовал это сразу, потому что она сама стремилась к смерти, всю свою жизнь... в ее крови был привкус смерти.

– Только меня пачкать кровью не надо, – сказал Лоран. Душа Лорана. – Я не хочу умереть от...

– Моя любить, моя убивать, – сказала девушка. И тут заговорил Эйнджел:

Нет, только я люблю и убиваю.

Девушка замерла.

– Голос, твоя слышать голос? – Она встревоженно огляделась, и ее взгляд упал на тень, которой был Эйнджел. Она не могла его видеть, не должна была видеть... но все-таки что-то она увидела. – Твоя не тот, за кого себя выдавать, – сказала она.

Это правда.

Что она видела на самом деле? Можно только догадываться. Вампир – это зеркало. Каждый, кто видит вампира, видит в нем отражение своих собственных страхов. Чего боялась эта женщина? Крылатых чудовищ из второсортных фильмов «ужасов» или страшных великанов-людоедов, которыми ее пугали в детстве... или, может быть, она боялась стареть: видеть, как сохнет и увядает кожа, как лицо покрывается сетью морщин, а когда-то цветущее тело превращается в уродливую развалину – и ты уже не выйдешь на улицу, чтобы торговать собой? Но, похоже, ей было совсем не страшно. Может быть, она видела настоящего Эйнджела Тодда... ребенка с ясными глазами... мальчика, у которого не бьется сердце. Может быть, она видела, как он подошел и обнял ее, как обнажил свои клыки и вонзил их в ложбинку между ее грудей, чтобы сорвать плоть, под которой скрывалось живое сердце... сердце, которое билось... может быть, она видела и его самого... его по-мальчишески стройное тело, одетое в сумрак, как в саван... его мертвенно-бледные тонкие губы, его спутанные золотистые волосы... может быть, может быть, может. Ему безразлично. Он жадно пил ее кровь, испорченную кровь. Потому что нельзя отравить того, кто и так уже мертв.

В это мгновение в комнату ворвались двое мужчин, которые шли за ним следом. В глазах слепого пылали опалы. Он держал в руке пластиковый пузырек для духов. Другой был не кто иной, как инспектор полиции Сингхасри, с пистолетом в руке. Эйнджел все это видел, но не повернулся в ту сторону, потому что был весь поглощен тем, что делал: пил кровь.

– Отпусти женщину! – крикнул шаман. – Отпусти душу художника, ее надо вернуть обратно, в тело!

Я изрезал себе все ладони

В ожидании, когда ты придешь.

Нет, так сильно любить нельзя.

Достали уже эти песенки Валентайна! Неужели от него нигде не скрыться?! В приступе ярости он схватил магнитофон и с размаху ударил им девушку по голове. Раздался громкий хруст. Словно в ответ за окном прогремел очередной раскат грома. Женщина не кричала и даже не плакала, наверное, ее оглушило ударом, подумал Эйнджел, кажется, она даже не понимает, что умирает. Ее глаза уже были мертвы. Эйнджел сосредоточился на рваной ране у нее на груди, на крови, бьющей фонтаном из сердца... кровь смешивалась с дождем, который пах жасмином и выхлопными газами.

– Отпусти ее, – крикнул шаман.

Сколько в нем силы, в этом старикашке? Велики ли его способности?

– Шарлатан ты несчастный с отвисшим членом, – прошипел Эйнджел. – Послушай доброго совета, дедуля: вали отсюда ко всем чертям!

Но старик и не думал уходить. Наоборот. Детектив из полиции пододвинул инвалидное кресло с сидевшим в нем стариком еще ближе к нему. Тень Лорана дрогнула, начала расплываться.

– Приблизишься еще на шаг, и я выпью душу художника, – сказал Эйнджел. – И тогда он уже никогда не вернется назад, в свое тело, и будет бесцельно шататься в небытие и беспамятстве, как какой-то поганый зомби.

– Ты не выпьешь его душу, Эйнджел, – произнес старик, хотя его губы оставались неподвижными. Он плохо говорил по-английски, так же как и Эйнджел – по-тайски, но в мире теней есть только один язык. Язык ночи. – Он тебе нужен.

– Мне нужна только кровь!

– Тебе нужно гораздо больше... вот почему ты так отчаянно цепляешься за осколки своего человеческого прошлого.

Старик придвинулся еще ближе, размахивая этой дурацкой пластиковой бутылочкой. Он запустил руку в пакет и достал... моток белой веревки. А еще он шептал какие-то таинственные слова.

– Хрен ты меня напугаешь всей этой чушью, – сказал ему Эйнджел Тодд. – Тимми Валентайн научил меня не бояться религиозных символов. Он сказал, что вся магия исчезла давным-давно.

– Может быть, – отозвался старик. – Там, в Америке. Где больше никто ни во что не верит. Но сейчас мы в Таиланде. Здесь самый воздух пропитан магией. И ты это знаешь. Здесь ты гораздо сильнее, чем где бы то ни было в другом месте. – Ajarn придвинулся еще ближе. Его молочно-белые глаза мерцали загадочным светом.

Эйнджел Тодд сделал еще пару больших глотков крови. И отбросил обмякшее тело в сторону. Девушка была еще жива. Она билась в конвульсиях на жестком полу, но звуки предсмертной агонии тонули в шуме дождя. Да, у этого старика есть сила. Опасная сила, Эйнджел уже это понял. Он схватил Лорана – душу Лорана – за руку. Тело, сотканное из тени, теряло форму и плотность... Эйнджел уже чувствовал, как сквозь него проникает ветер... я туман, твердил он про себя, я тень... он закружился в бешеном танце, слившись с порывом ветра, обернул собой душу Лорана, рванулся к открытому окну... ajarn в своем кресле бросился следом... вот они уже у окна... старик пытался его схватить, пока он окончательно не потерял зримый облик... священный шнур пролетел сквозь исчезающую плоть... Эйнджел почувствовал, нет, не настоящую боль, а притупленное воспоминание о боли... он запаниковал. Принялся слепо колотить руками по воздуху. Душа Лорана болталась внутри образовавшегося вихря, точно пустая банка из-под «кока-колы», попавшая в водоворот. Девушка на полу билась в конвульсиях, истекая кровью. Повсюду валялись куски ярко-розового пластика, осколки разбитого магнитофона. Ajarn сложил петлю из священного шнура – что-то вроде лассо, чтобы заарканить вампира, пока тот оставался туманом, легкой дымкой... он затягивал узел все туже и туже... пространство как будто сгустилось, наполнившись странной давящей тяжестью... Эйнджел рванулся, вылетел вихрем в окно, увлекая за собой душу Лорана... и уже потом, в переулке, вернул человеческий облик... мальчик в промокшей насквозь одежде, один под проливным дождем... преследуемый человеком, который... уже далеко...