Владислав Выставной - Массовка

Но теперь чувствовал, как недостроенное строение с трубой смотрит на него мертвыми глазницами и требует пищи для своей голодной топки.

Сегодня он поел с аппетитом.

Но то, что узрел на ожившем экране, способно надолго отбить желание есть.

Крематорий добился своего. Даже недостроенный, он умудрился отхватить кусок сырой человечины…

Они тихо двигались на ощупь по ужасно узкому коридору, пока не уткнулись в стену. Было слышно, как Данила с кряхтением отодвигает в сторону что-то массивное. Тут же вновь стали слышны голоса молящихся.

– За мной! – шепнул Данила и полез куда-то в темноту.

Ныряя в узкую пыльную нишу, натыкаясь на какие-то металлические выступы, Артемий понял, что голоса – совсем близко. Откуда-то показался лучик света – и источником его были не факелы. Задрав голову, Артемий увидел бледный кружек звездного неба. Будто они на дне длинной подзорной трубы…

Нет, не подзорной.

Трубы крематория.

Они в топке.

Очень просто представить себе бушующее вокруг пламя. И нудные голоса за чугунной заслонкой только нагнетали панику.

– Не отставай! – шепнул Данила.

И заслонил собой небо, больно наступив на руку. Прикусив губу, Артемий принялся шарить по кирпичной кладке.

Точно: по внутренней стороне трубы вверх вели железные скобы. Ничего не оставалось, как последовать вслед за Данилой. Совершенно не понятно, что ждет там, наверху, но хотелось быстрее выбраться из этой тесной модели ада…

И тут голоса смолкли. А следом раздался вопль, переходящий в совершенно животный визг, перемежающийся с захлебывающимися, булькающими звуками…

Хорошо, что Данила успел прихватить за шиворот: из-за накатившей слабости в руках, Артемий едва не полетел вниз.

– Все нормально… – прохрипел он.

Данила отпустил робу и продолжил путь наверх.

Труба была не очень высокой. Но двигались медленно, тихо, а темнота укрупняла масштабы. Вскоре голова Артемия вынырнула наружу. Данила сидел верхом на кирпичном ободе, помогая товарищу выбраться.

– Что дальше? – пробормотал Артемий.

Данила в ответ лишь кивнул и подергал какой-то, уходящий в темноту провод. Или трос – тот крепился к металлическому крюку, точащему из трухлявой кладки, и совершенно не внушал доверия.

– А-а-а… – неопределенно произнес Артемий.

Неужели этот «профи» решил поиграть в Тарзана? Но тот не раздумывал. Он ловко вязал вокруг провода хитрую конструкцию из собственной робы. Закончив, снова подергал, налег с усилием и удовлетворенно кивнул.

– Смотри, – быстро сказал он. – Руки вот так, ноги – вокруг троса. Тормозишь подошвами. Тут невысоко…

– И куда… – неуверенно проговорил Артемий.

– Провод идет к столбу по ту сторону от колючки, – нетерпеливо сказал Данила. – Руками не размахивай – может, соседние провода под током. Давай первым – ты легче…

Упоминание о весе совсем не понравилось Артемию. Он старался не думать о прочности раствора, удерживающего крюк. Просто вдел руки в петлю и собрался с духом.

Снизу послышались приближающиеся крики, лай собак. Вспыхнули пятнышки фонариков, замельтешили тонкие лучи…

– Вперед! – сдавленно гаркнул Данила.

Артемий поджал ноги – и с замершим сердцем ухнул в черную бездну. Провод натянулся, провис, но выдержал. Помогая себе ногами, Артемий заскользил под уклон. Не так уж страшно, если не считать…

– О, черт!

Из мрака вынырнул обещанный столб – и с размаху приложил плашмя по всему телу. Так во всяком случае показалось. Столб бетонный, квадратного сечения, и встреться он ребром – дело закончилось бы плохо.

Шипя от боли, обхватив столб руками и ногами, Артемий сполз к земле. Роба разорвана, все тело саднило. Но времени на причитания не было: со стороны лагеря донеслись выстрелы. К слабому свету фонариков добавился вспыхнувший на сторожевой вышке прожектор, и показалось, будто настал день. Артемий шарахнулся в кусты.

Он еще видел, как осветилась одинокая фигурка на вершине трубы. А потом прожектор принялся жадно обшаривать пространство за границами периметра. Артемий бросился прочь, спотыкаясь, падая, снова вскакивая, моля невидимые тени предков – своих и всех подряд – только о том, чтобы по следу не пустили собак.

Всякое везенье имеет пределы.

Главное – добраться до какой-нибудь дороги.

Это вначале казалось: все спасение – там, за колючей проволокой. Стоит только выбраться за охраняемый периметр – и все встанет на свои места.

Как бы не так. Свобода принесла с собой неуверенность и страх. Артемий бежал вперед, а по пятам ползли тихие, назойливые голоса. Они лезли под темя, сверлили мозг разъедающим шепотом: «Вернись, вернись!» Были моменты, когда казалось: да, там, в массовке, спокойнее. Конечно, тоже не сахар, но там за тебя думают, решают, там тебя кормят, а теперь еще собираются защитить от ночных кошмаров. Ведь ты только-только стал частью чего-то большего чем рыхлое людское общество. То, что слило воедино массовку, не просто коллектив, не просто группка по интересам, это нечто непостижимое, более высокое…

Артемий кричал, чтобы звук собственного голоса заглушил миражи голосов внутри. На некоторое время голоса смолкали – будто бы удивленные внешними звуками. Но потом возвращались с новой настойчивостью.

Казалось, выдержать это невозможно. Когда Артемий обессилено падал на влажную от росы землю, чтобы немного перевести дух, он хватал в кулак обереги и принимался лихорадочно читать все известные заговоры.

Помогало. Покуда он не замолкал, чтобы восстановить дыхание. И все начиналось сначала.

Только к рассвету, когда притупились ощущения, а усталость, казалось, вот-вот срубит с ног, стало полегче. Сознание несколько прояснилось. Все-таки, ночь – это не для человека. Утро вечера мудренее, и все такое… Главное – найти дорогу. А потом объяснить – откуда он такой взялся, в оборванной одежде киношного каторжника, в грязи и ссадинах. Но это уже дело второе…

С рассветом пришел туман. Идти приходилось с вытянутыми руками, чтобы не наткнуться на какую-нибудь корягу. Артемий уже не полагался на уставшее зрение. Боялся только сбиться с пути. Это было, по меньшей мере, наивно: и без того никакого пути он не знал. Но все же…

Впереди между размытыми силуэтами деревьев показался просвет. Конечно, это могли быть просто фокусы тумана. Не исключено, что за ночь путь увел его в такие дебри, что за неделю не выберешься.

Но думать хотелось о лучшем. Артемий двигался вперед, к свободному пространству…

Вдруг сердце пропустило такт: между деревьями, в тумане показался знакомый силуэт.

Труба.

Сознание наполнилось мистическим ужасом, ощущением неотвратимости, обреченности. Взгляд остекленел, из горла вылетел тихий вскрик.