Мария Барышева - Дарители

— Тогда у него не было бы этой силы… этого дара, глупая. Неужели ты так и не поняла всего механизма?

— У него был бы другой дар, — Вита пожала плечами. — Странно, что вы — хозяин целого города, не смогли толком разобраться в собственных людях. И вы не учли, что опасно обращаться с людьми, как с ножами. Потому что нож может соскочить и здорово вас порезать.

— А ты, похоже, не учитываешь того, что без меня Юра бы просто сдох! Давным-давно сдох в постели в каком-нибудь приюте для инвалидов среди собственных заплесневевших фекалий, потому что никто не стал бы убирать за таким уродом! А так он хоть пожил как человек.

— Ну, если он пожил как человек, — произнесла Вита с усмешкой, — почему же он ни разу не смог посмотреть мне в глаза?

На лице Баскакова появилась ответная усмешка, потом он взглянул на часы и посерьезнел.

— В любом случае его время закончилось. Сегодня закончится и твое, и Схимника, и Новикова. Сегодня оно закончится и для Чистовой.

Пальцы Виты судорожно сжались, и она закусила губу.

— Сейчас мы уедем отсюда вместе, и ты расскажешь мне, где Чистова. Ты расскажешь мне все.

— Разве вы не поняли? — Вита хмуро смотрела на свои сжатые пальцы. — Чистовой больше нет. То, что случилось в ресторане, говорит, что она исчезла. То, что приходило за вами, — это не Чистова. И я не знаю, кто это. Да, разумеется, я расскажу вам все. Я знаю, как вы собираетесь меня заставить быть разговорчивой. И если скажу, что не боюсь этого, то совру. Ну, а теперь, Виктор Валентинович, не пошли бы вы?!..

— А ты славная, — вдруг сказал Баскаков, пристально глядя на нее. — Я начинаю понимать Схимника. Жаль, что не ты моя дочь. Я бы от такой не отказался. Мы могли бы принести друг другу очень много пользы.

— У вас вообще никогда не должно было быть детей, Виктор Валентинович. А лучше бы и вас самого не было никогда.

— А у меня их и нет… больше, — он встал и зашел ей за спину, глядя на ее склоненный затылок. — Юра мертв. А Соня, моя дочь, умерла двадцать минут назад в реанимации. Сердце не выдержало. Так что зря Схимник старался.

Его ладонь взлетела и ребром с силой обрушилась на тонкую шею. Вита повалилась лицом вперед без единого звука — так резко и просто, словно разом оборвались некие нити, поддерживавшие ее тело в вертикальном положении. Потирая ладонь, Баскаков перешагнул через ее откинутую руку, последний раз взглянул на покрывало, под которым с трудом угадывались очертания человеческого тела, прошел к двери и открыл ее. Кивнул на Виту.

— В «джип» ее. Едем на дачу. Здесь ничего не трогать, медсестер не выпускать, пока не разрешу!

Шевцов кивнул, прошел в комнату и поднял Виту на руки. Ее голова с приоткрытым ртом свесилась вниз. Шевцов посмотрел на нее с легким недоумением, словно не мог понять, что это такое, потом слегка встряхнул тело, и голова закинулась ему на плечо.

— Совсем легкая, — зачем-то сказал он и вынес Виту из комнаты. Черчилль бесшумным черным призраком выскользнул следом, раздраженно дергая пушистым хвостом. Последним, слегка пошатываясь, вышел Баскаков, и с его уходом в комнату хлынула тьма, оттененная тяжелым звуком захлопнувшейся двери «кабинета».

Уже сидя в одной из машин, стремительно мчавшихся на восток, и пристально глядя на Виту, заброшенную на диван в углу салона, он пожалел, что ударил ее так сильно. Ему бы хотелось кое-что узнать до того, как они приедут на дачу. Что Схимник делал в ресторане? Почему он выглядел так странно? Почему сдался так легко? И что произошло с теми людьми — с теми, кто менялся.

Это даже лучше — много лучше, чем можно было предположить. Найти ее, но не убивать… жена?.. дочь?.. нужно быть полным идиотом, чтобы уничтожить т а к о е … такая сила, такая сила… взнуздать бы ее, научиться ею управлять… и тогда, наконец, все планы осуществятся, все желания сбудутся… терять больше некого, полная плата… да… Говорят, теперь монархия изжила себя, исчерпала… но отчего же? Если дело правильно поставить… если попытаться все начать заново, вернуться к тем временам — изящным, тонким, мудрым, богатым духовно?.. кому я это говорил?.. кому?.. маятник кабинетных часов неподвижен уже много недель, не отрезает безвозвратно настоящее, ссыпая его в прошлое… Чистову надо оставить в живых, а свой огонь загасить об тех, троих — так, чтобы они потеряли всякое сходство с людьми — вообще с живыми существами… В любом случае, я еще молод… жизнь не кончилась… и как только Чистова будет у меня, она вернет мне все… и власть, и Анну… все…

Баскаков отвернулся и начал рассеянно смотреть в окно, а его пальцы машинально поглаживали черную шерсть Черчилля, сидевшего у него на коленях и мягко, довольно мигавшего огромными зелеными глазами.

Она очнулась, когда за машиной закрывались тяжелые ворота. Первым, что увидела Вита, приподняв веки, был Баскаков, сидевший вполоборота к ней и поглаживавший устроившегося у него на коленях кота. Между ним и Витой расположился светловолосый мужчина, смотревший прямо перед собой. Его щеки были точно изъедены оспой, кончик широкого носа загибался кверху, словно носок персидской туфли. Он держал сотовый телефон и сосредоточенно нажимал на кнопки большими пальцами. Телефон жалобно попискивал. Мужчина почувствовал, что на него смотрят, скосил глаза на Виту, но ничего не сказал.

В окне проплыл, нарастая, нависая, большой дом — несколько соединенных друг с другом крытыми галереями трехэтажных корпусов с серыми крышами и невысокими, в меру изящными башенками. «Джип» тряхнуло, и Вита закрыла глаза, а когда снова открыла их, машина уже въезжала по пандусу в просторный, ярко освещенный гараж, где уже стояли две машины. Раньше она тут же начала бы оглядываться в поисках малейшего шанса на спасение, присматриваться к окружающим, искать малейшую щелку, как попавшее в клетку дикое животное, но сейчас она просто лежала и равнодушно смотрела, как из машин выбираются люди. Один из них подошел и открыл дверцу «джипа». Баскаков повернул голову и добродушно, почти отечески взглянул на Виту.

— Очухалась?

— Я гляжу, поредело воинство-то, — Вита снова опустила веки и съежилась в своем уголке, словно пыталась стать как можно меньше. Баскаков хмыкнул.

— Вынимай ее, Шевцов, и веди за мной. Будет брыкаться — врежь ей, только не убей смотри.

Он вылез из машины и, окруженный людьми, прошел к двери. Вита, лежавшая с закрытыми глазами, почувствовала, как из машины выбирается Шевцов. Дверца с ее стороны открылась и хрипловатый, жесткий голос спросил:

— Идти можешь?

— Могу. Но не пойду. Волоком тащи, коли надо! — пробормотала она, инстинктивно прикрыв лицо руками.

— Не дури, — сказал Шевцов. — Тоже мне — Зоя Космодемьянская нашлась! Дура — хуже ж будет!.. Ладно…