Либба Брэй - Великая и ужасная красота

— Прекрати!

— Ты знаешь, что это за место? Моя матушка тоже там?

— Я сказал, прекрати!

— Но что, если они пытаются дотянуться до меня при помощи этих видений? Иначе зачем бы мама оставила мне это?

Я протягиваю Картику синий лоскут.

— Это ничего не доказывает! — возражает он, крепко сжимая мою руку. — Послушай меня. Ты видела не моего брата и не свою мать, понимаешь? Это просто иллюзия! Ты должна хорошенько вдолбить это в свою голову!

Вдолбить это в голову? Но тут ведь есть и еще кое-что…

— А я думаю, она пытается сообщить мне что-то.

Картик качает головой.

— Это все иллюзия. Этого не существует на самом деле.

— Да откуда тебе знать?

Он начинает говорить резко и в то же время взвешенно.

— Я знаю, потому что именно этим и занимаются Орден и Цирцея — они используют все доступные им хитрости, чтобы получить то, что им хочется. Твоя мать и мой брат мертвы. Их убили, чтобы добраться до тебя. Помни об этом, когда тебя в следующий раз начнут соблазнять видения, мисс Дойл.

В его взгляде вспыхивает жалость. Это потруднее вынести, чем его ненависть.

— Сферы должны оставаться закрытыми, мисс Дойл. Ради нашей общей безопасности.

Это я виновата в их смерти… Картик прямо сказал об этом. Он не станет мне помогать. Нечего и рассчитывать на него. Из коридора доносится приглушенный гул девичьих голосов. Девушки поднимутся наверх с минуты на минуту. Но мне необходимо выяснить еще кое-что.

— А как насчет Мэри Доуд? — спрашиваю я, пытаясь понять, что Картику известно о ней.

— Кто такая Мэри Доуд? — рассеянно произносит он, прислушиваясь к легким шагам на лестнице.

Он ничего не знает. И на кого бы он ни работал, его наниматели не доверяют ему полностью.

— Моя подруга. Ты ведь спрашивал, есть ли у меня подруги.

— Спрашивал.

Шаги звучат уже на площадке. Картик отталкивает меня и, словно кошка, одним движением перемахивает через подоконник и исчезает за окном. Я только теперь замечаю веревку с узлами, которую он пропустил сквозь невысокую декоративную оградку окна. Веревка спряталась между листьями плюща, добравшегося по стене до окон, и заметить ее невозможно, если не знать, что она здесь. Умно, но не безупречно. И сам Картик умен, но допускает ошибки.

Я закрываю за ним окно, прижимаюсь губами к стеклу и беззвучно говорю, глядя, как от дыхания затуманивается стекло:

— Можешь передать этим своим Ракшана весточку от меня, Картик-посланец! Сегодня в лесу была моя матушка. И я намерена отыскать ее, будешь ли ты помогать мне или нет.

Следующий день выдается ветреным и хмурым, но мисс Мур все равно решает сдержать свое обещание посетить пещеры. Нам приходится совершить долгую, нелегкую пешую прогулку по лесу, мимо озера и лодочного навеса, а потом вдоль глубокого оврага. Энн поскальзывается на осыпающихся камнях и едва не падает.

— Осторожнее! — предостерегает мисс Мур. — Этот овраг довольно коварен. Откуда ни возьмись у вас под ногами появляется провал — и вы летите вниз и ломаете себе шею.

Овраг мы переходим по маленькому мостику. На другой стороне провала деревья отступают, образуя небольшую круглую поляну. У меня перехватывает дыхание. Это то самое место, куда привела меня та маленькая девочка, место, где я нашла дневник Мэри Доуд… Прямо перед собой мы видим пещеру, она прячется под скальным выступом, сплошь заплетенным лозами дикого винограда; его стебли щекочут нас, когда мы пробираемся сквозь них в бархатную черноту. Мисс Мур зажигает фонари, которые мы принесли с собой, и на стенах пещеры играет яркий свет. За сотни лет дожди настолько отполировали стены, что я даже вижу искаженные отражения то своего глаза, то рта… это нечто вроде мозаики из плохо подогнанных кусков.

— Вот мы и пришли.

Низкий, мелодичный голос мисс Мур отражается от гладких плоскостей и рваного камня пещеры.

— Пиктограммы вот там, на той стене.

Она направляет свет фонаря на большое свободное пространство. Мы тоже поворачиваем фонари, и рисунки вдруг словно оживают.

— Довольно неаккуратно, — заявляет Энн, внимательно рассматривая грубое изображение змея.

Я вспоминаю ее безупречно застеленную кровать, без единой морщинки на покрывале.

— Это примитивное искусство, Энн. Люди, жившие в этих пещерах, рисовали тем, что могли найти, — острыми обломками камней, самодельными ножами, кусками сухой глины и сушеными растениями. А иногда и кровью.

— Фу, как противно!

Конечно же, это восклицает Пиппа. В темноте я представляю, как морщится ее маленький носик.

Фелисити смеется и заговаривает тоном светской леди:

— Дорогая, я знаю кое-какие гостиные, где висят изумительные картины, написанные человеческой кровью. Нам следует смотреть на это как на дань моде.

— А мне это кажется отвратительным, — возражает Пиппа, хотя, похоже, ее рассердило не столько упоминание о крови, сколько то, что я и Фелисити посмеялись над этой шуткой.

— Кровь использовалась для священных изображений, как подношение богине, чьей благосклонности искали. Вот здесь, смотрите.

Мисс Мур показывает на едва заметные ржавые линии, изображавшие вроде бы лук и стрелу.

— Это посвящено Диане, римской богине луны и охоты. Она была защитницей юных девушек. Охранительницей девственности, целомудрия.

При этих словах Фелисити весьма чувствительно тычет меня локтем в бок. Девушки кашляют и топчутся на месте, пытаясь скрыть смущение. Мисс Мур, не обратив на это внимания, продолжает:

— Самое удивительное, что в этой пещере имеются рисунки, изображающие самых разнообразных богинь. Не только языческих или римских, но и скандинавских, германских, кельтских. Скорее всего, это место было хорошо известно путешественницам, здесь они могли без помех заняться магией.

— Магией? — переспрашивает Элизабет. — Так они были ведьмами?

— Нет, нам не стоит думать о них как о колдуньях. Они могли быть мистиками и целительницами, женщинами, которые собирали травы и принимали роды. Женщинами, обладавшими особой силой и всегда жившими в страхе, — печально добавляет она.

Я снова думаю о том, зачем было мисс Мур приезжать сюда, зачем ей учить нас рисовать хорошенькие картинки вместо того, чтобы жить в большом мире… Она ведь вовсе не дурнушка. У нее доброе лицо, живая улыбка, стройная фигура. На брошке у ее горла красуются несколько рубинов, можно предположить, что мисс Мур не лишена некоторых средств.

— Мне кажется, они очень необычные, — говорит Фелисити, поднося фонарь поближе к стене.

Она обводит пальцами примитивный силуэт, который вроде бы изображал женщину с вороньей головой. Еще две фигуры женщин рядом частично уничтожены временем.

— Ух, как это противно, — бормочет Сесили.