Мария Ема - КОТАстрофа. Мир фантастики 2012

– А я не хочу в люди, – тихо сказал мальчик. – И маме подачек ваших не надо. Не верите? Ладно. Но когда она узнает, что вы о нас думаете, мигом укажет на дверь.

– Она ничего не узнает!

Болеслав Григорьевич как-то очень быстро очутился рядом. Тимка даже моргнуть не успел, а крепкая рука с массивным золотым перстнем на безымянном пальце уже ухватила его за ворот.

– Ничего не узнает. Все будет, как я спланировал: отъезд, свадьба, новая жизнь. Тебе в ней, может, и найдется место, если научишься уважать старших!

Накручивая ткань на кулак, Болеслав Григорьевич притянул мальчишку к себе. Он оказался очень сильным. Тимка пытался упираться в асфальт, но ноги скользили.

– Давно стоило заняться твоим воспитанием! Сейчас и начнем. Мамочка не будет вмешиваться, это хорошо.

Вторую руку Болеслав Григорьевич сжал в кулак и поднес к самому лицу мальчика.

Тимка зажмурился.

– Ну так что, – услышал он веселый голос своего мучителя, – бросаешь свою блохастую тварюгу, и мы едем домой?

Сердце в Тимкиной груди гулко бухало, подленький липкий холодок полз по спине, занемели пальцы. Ему очень хотелось кивнуть. Пусть судорожно, один раз, но чтобы все прекратилось! Чтобы ворот свитера перестал сдавливать шею, чтобы Болеслав Григорьевич шагнул прочь, унося с собой мерзкий табачный запах, чтобы он, Тимка, очутился в кровати с подушкой на голове и не помнил ничего-ничего, не плакал, не жалел, чтобы все само собой уладилось…

Мальчик облизал пересохшие губы, улыбнулся и открыл глаза.

– Никогда, – неожиданно громко произнес он.

Кулак Болеслава Григорьевича метнулся к нему, но ударить мамин «принц» не успел. Не хватило скорости, ведь нападающая кошка куда быстрее человека.

Тимка упустил этот момент, почти вися в воздухе и глядя в глаза Болеславу Григорьевичу. Отовсюду: из-за деревьев парка, Нэтиной пятиэтажки, высотных домов, из всех уголков крохотного «кусочка» города брошенных, принадлежащего этим четвероногим, выбегали кошки. Впереди несся Александр. Он и прыгнул первым. Напал слету, вонзив когти в добротную ткань пиджака, полосуя и терзая с победным мявом, точно жаждал как можно скорее добраться до мягкой человеческой плоти.

Болеслав Григорьевич взвыл, выпустив Тимку, завертелся волчком, силясь согнать кота, но подоспевшие воины Александра окружили врага и с ликующими воплями набросились на него. Им было за что мстить.

Александр спрыгнул на асфальт и медленно подошел к Тимке. Оглянулся и стал смотреть, как его победоносная армия рвет противника в клочья. Мальчик наклонился, погладил кота. Тот выгнулся, довольно мурча. Роскошный хвост взметнулся к небу.

– Пусть они его оставят, – попросил Тимка.

Александр недоумевающее покосился на друга.

Мальчик вздохнул.

– Маме он зачем-то нужен, – объяснил Тимка. – Да и нехорошо так…

Грозный рык позади заставил стаю отступить. Сфинкс появился следом за своей свитой. От прежнего его спокойствия не осталось следа: зрачки сужены, уши прижаты, зубы оскалены, острейшие когти выбивают искры, асфальт под лапами идет трещинами.

– Я не стану бороться с тобой за первенство! – проревел он, подступая к Александру. – Их ты, может, и убедил… – Презрительный взгляд, которым предводитель наградил кошек, заставил последних отступить, уйти неспешно, не теряя чувства собственного достоинства. – Попробуй теперь убедить меня!

Тимка шагнул вперед и взял Александра на руки. Болеслав Григорьевич, кряхтя и охая, поднялся с земли. Досталось ему изрядно: костюм превратился в лохмотья, рубашка почернела от грязи, лицо рассекали кровавые полосы, вспухшие и безобразные. Одну руку он, болезненно морщась, прижимал к груди, другой ощупывал бок.

– Убирайтесь! – отчетливо произнес сфинкс и медленно провел перед собой передней левой лапой, раздирая асфальт.

Трещины разбежались шустро, как тараканы из-под ведра. Понеслись во все стороны, словно не асфальт это был, а хрупкий весенний лед. Тимка почувствовал, как дрогнула земля, крошась под ногами, ощутил внезапно возникшую на месте твердой поверхности пустоту, но, падая, умудрился не взмахнуть руками, потому что крепко прижимал к себе Александра. Только глаза закрыл.

Когда Тимка вновь их открыл, увидел лишь серость вокруг, уже ставшую привычной. Неужели не получилось?! Но тут же вздохнул с облегчением и засмеялся: предрассветные сумерки вымыли краски обычного мира.

Тимка сидел на скамейке, в куртке, в ботинках. Только кепку, как ни старался, не сумел отыскать. Александр вскочил, потянулся, скребя когтями старое рассохшееся дерево. Мальчик сгреб его в охапку, упрятал под куртку, боясь простудить.

– Пойдем домой, – негромко сказал он, отряхивая с ботинок снег.

Ночью в город пришла зима, забелила тропинки, укутала деревья, укрыла белым холмики палой листвы. Пахло свежестью. В парке тревожно кричали вороны.

Мальчик ушел с поляны, подмигнув на прощание гипсовому сфинксу. Тот спал, положив голову на лапы. Снежное покрывало милосердно прятало его уродство: отбитые уши, каракули на боках. Увязая по щиколотку, Тимка торил новую тропку. Кроме него, в парке никого не было – ни единый след не пятнал снежное полотно.

Домой мальчик вернулся под утро. Тихонько открыл дверь своим ключом, думая, что все спят. Выпустил Александра. Тимка ошибся: на кухне горел свет, пахло кофе и сигаретами. Он нахмурился: мама не пила кофе, а встречаться с Болеславом Григорьевичем Тимка хотел сейчас менее всего на свете. Сбросив ботинки, скомкав и зашвырнув в угол куртку, он не глядя нашарил тапки и поплелся на свет. Александр гордо прошествовал за ним, высоко подняв хвост. На линолеуме оставались мокрые следы кошачьих лап.

Мама сидела у окна. В огромной бабушкиной кружке дымилась черная растворимая бурда, рядом стояла початая банка кофе. Старую клеенку «в подсолнухи» усеивали сахарные крошки. Лицо мамы опухло, глаза покраснели. Мельхиоровая ложка в дрожащих пальцах выстукивала по краю чашки рваный ритм.

Дребезжащий звук терзал уши. Сидевший тут же Болеслав Григорьевич кривился, будто от зубной боли, но сделать замечание не смел. Необычной вольностью, на которую отважился «принц», стало блюдечко с чайной розой, доверху наполненное окурками. Болеслав Григорьевич никогда не курил в доме.

Он сидел, низко опустив голову, живой и здоровый на вид. Только на щеках красовалось несколько свежих порезов, но Болеслав Григорьевич вполне мог оставить их, бреясь утром перед работой.

Завидев сына на пороге кухни, мама вскочила, неловко всплеснув руками. Фарфоровые осколки брызнули в стороны, черный кофе залил подсолнухи.

– Где ты был?! – вскрикнула она. – Почему мобильный с собой не взял?! Я всю ночь не спала! Думала, случилось что…