Ли Майерс - BRONZA

– О, да мой мальчик! – согласился с ним Монсеньор. – Я бы и сам кастрировал эту тварь, попадись они мне! Уж больно похотливое создание!

– Так в чем же дело? – нехорошо прищурился на шефа Марк. – Разве ты не круче этой подзаборной шавки?!

Проявляя снисхождение, тот снова хмыкнул.

– Речь не о крутизне, мой мальчик! Эквилибриус, э-э… тьфу ты, эту латынь! Короче, не дано – так не дано!

На этой бодрой фразе Монсеньор вдруг заинтересовался погодой за окном. Как же, ему хотелось… Да мало ли что ему хотелось! Он принес Клятву опрометчиво, как и остальные, и теперь ничем не мог помочь, даже предостеречь не имел права. Марку предстояло сражаться со своей судьбой в одиночестве.

– Его игры привлекли к себе ненужное внимание, – вернулся он к началу их разговора. – У людей есть организация, что-то там на букву «фы». Так вот, кажется, они всерьез заинтересовались его «художествами». Сам понимаешь, семья недовольна, а говорить он будет только с тобой. Это его условие. Так что поезжай! Тебя Оуэн обязательно послушает! Не хватало еще, чтобы государственные ищейки что-то вынюхивали…

– Да ладно вам! – невежливо перебил шефа Марк. Лицо его стало отчужденным, а глаза по-настоящему злыми. – Почему бы и остальным не оторвать свои задницы от ваших тронов и дружно, всей толпой, не завалиться к Оуэну в гости? Устроить мордобой с битьем посуды и крушением мебели? Хе-е… повеселитесь! Потом ноги в цемент, закатать в ковер, обвязать цепями и сбросить в Гудзон. И никаких проблем! Я по телику видел, у людей этот способ – самый действенный!

«Нахальный мальчишка! За ремень, что ли, взяться?» – волевое лицо Монсеньора, делаясь каменным, посуровело.

Марк подошел к окну, прижался лбом к холодному стеклу.

– Я не поеду в Нью-Йорк. Пусть убивает… Мне все равно…

Правление Карла 2-го Стюарта, 17 век. Руан, Нормандия

Плотнее надвинув капюшон плаща на изуродованное лицо и перешагивая через несколько ступенек сразу, он стал быстро подниматься наверх, к себе в комнату; напрасно понадеявшись, что для хозяйки гостиницы, мадам Леру, его возвращение останется незамеченным. Не тут-то было…

– Месье виконт! Месье виконт! – уже неслось ему вслед. По деревянным ступенькам застучали каблучки, догоняя его. Он успел задвинуть засов, захлопнув дверь прямо перед любопытным носом женщины. «Ну же, уходи! Уходи! У меня совсем не осталось времени…» – привалившись спиной к двери, мысленно гнал он ее прочь.

А мадам взволнованно, с искренней заботой спрашивала, не случилось ли с ним какого-нибудь несчастья и будет ли виконт ужинать. Она испекла его любимый вишневый пирог. Сделав над собой усилие, прозвучавшим спокойно голосом он сказал через дверь, что ужинать уже не станет. Слишком устал с дороги. И улыбнулся бы, если бы смог, представив, как она обиженно дует губы там, в коридоре. Наконец, пожелав ему доброй ночи, женщина ушла.

Облегченно вздохнув, он огляделся. Стараниями мадам комната даже в его отсутствие всегда оставалась уютной. В камине жарко пылал огонь. Толстый ковер на полу. Кровать под балдахином из зеленой тафты. Мягкая перина, застеленная покрывалом из лисьих шкур. Упасть и забыться сном – пожалуй, это интересовало его сейчас больше всего, но сначала, скинув с плеч тяжелый дорожный плащ, виконт подошел к зеркалу.

На себя было страшно смотреть. Левая половина лица практически отсутствовала, обожженная до кости. Глаз вытек. Каштановые пряди волос засохли и слиплись, потемнев от запекшейся крови. С подбородка свисал рваный лоскут кожи, а собственное отражение криво скалилось из зеркала, показывая зубы, не прикрытые губами, которых тоже не было. От него воняло смрадом обугленной плоти и кровью. «Самонадеянный болван! Так тебе и надо!» – «похвалил» он сам себя.

Левая рука плохо слушалась. Потянул перчатку и, чтобы не заорать от боли, стиснул зубы. Перчатку пришлось снимать, вернее, отдирать вместе с мясом. Забелели оголенные костяшки пальцев. «Достойно рукопожатия со смертью, виконт!» – хмыкнул он с легкой бравадой. Сознание вдруг замерцало, стало ясно: еще немного, и у него не хватит сил добраться до Круга.

«Какого черта ты просто не выбросил это тело?» Тысячи раскаленных игл вонзились в мозг. Боль – он больше не контролировал ее. Его сильно качнуло вперед. Ухватившись за край полога, обрывая его, рухнул на постель. «Как глупо, но она… Она не заслуживает такого отчаяния – стоять завтра над твоим хладным трупом…» – мелькнуло в угасающем сознании.

Разбудил виконта голос мадам. С истеричными нотками, голос глубоко встревоженной женщины. Сначала доносившийся как будто из подземелья, он становился все ближе, ближе. И вот…

– Месье виконт! Вы меня слышите? Сейчас же откройте дверь! Месье виконт!

Обнаружив себя лежащим поперек кровати, лицом вниз, он нехотя пошевелился. Проверяя. Боли не было. Но вставать все равно не хотелось. Хотелось спать беспробудным сном. Неделю, другую.

– Хорошо… Хорошо! – охрипшим спросонья голосом отозвался он, переворачиваясь на спину. «Какая назойливая…»

– Месье виконт… я принесла ваш обед! Завтрак вы, к сожалению, проспали! Вы не больны? Послать за доктором?!

Неохотно он сел на кровати, спустил ноги вниз.

– Я не стою вашего беспокойства, милейшая мадам Леру! Поверьте мне, я в добром здравии! Честное слово! – воскликнул бодро. – Просто очень устал! Оставьте поднос, я заберу. Да, и спасибо за вашу заботу! – спохватился виконт.

За дверью звякнуло, потом застучали каблучки, удаляясь. Он прислушался. Не вернется ли назад? «Такая настойчивая…» Встал. Голову тут же закружило от слабости, перед глазами поплыло. Немного постоял, привыкая. Потом, сконцентрировавшись, шагнул к двери. На счет «раз» отодвинул засов, на «два» приоткрыл дверь. На «три» затащил поднос с едой. Задвинул засов обратно и сполз по стене вниз. Ноги не держали. От приложенных усилий на висках выступили капли пота. « Caramba, bastardo », – обругав самого себя, потянулся за посыпанной кунжутом горячей булочкой. В животе сразу же заурчало от голода.

Просто великолепно!

– Вставайте, виконт! Вставайте! Не будете же вы есть с пола, подобно собаке? Так не подобает вести себя благородному шевалье… – иронизируя, он заставил себя подняться. Поставил поднос на стол и без сил упал на стул. В животе снова заурчало. Но это был уже совсем другой голод.