Ли Майерс - BRONZA

– Позвольте откланяться! – взмахнув треуголкой, с легким полупоклоном шаркнул ногой герцог Графтон. В окружении свиты юный вельможа направился к дверям.

– Подожди! – окликнул его виконт, делая последнюю честную попытку выполнить поручение Монсеньора.

– Вы о чем-то хотели меня попросить? – глянул через плечо лорд Колдуэлл, задержавшись в дверях и догадываясь, о чем пытается заикнуться его гость. Разумеется, он мог бы пойти навстречу – заключить какое-нибудь подобие мирного соглашения. Подумаешь, когда это он выполнял свои обещания?! Но уж больно ему понравилось дразнить своего французского гостя. Вопросительно изогнув темную, словно китайской тушью изящно начерченную бровь, спросил лукаво:

– Что за взгляд, mon ami! Неужели пытаетесь напроситься ко мне домой, в гости? – и фыркнул: – Ночлега не предлагаю! Уморите еще скукой!

Подражая хозяину, миньоны дружно зафыркали. Лицо виконта окрасилось досадой.

– Вот-вот! С таким кислым видом оставайтесь-ка лучше здесь, – рассмеялся английский сэр.

Ах, каким свирепым взглядом смерил его виконт, подскочив с дивана!

– Убери за собой! – потребовал он, кивнув на трупы.

– А где волшебное слово?

– Обойдешься!

– Желаешь разозлить? Ну-ну! А я такой недобрый, когда злой!

– Удивил! Я тоже не сама доброта! – ответил на это виконт. В его тоне чувствовалось пренебрежение.

В сузившихся глазах лорда Колдуэлла появился нехороший блеск. Он терпеть не мог подобного отношения к своей персоне.

– Чтобы сделать мне… такого ужасного… на прощание? – задумчиво произнес злой ребенок, обращаясь к виконту, и коварно спрятал руки за спину.

Трупы вдруг зашевелились, задвигались, задергались в конвульсиях, поднимаясь с пола. С противным чмоканьем и хрустом стали лопаться кожа, мышцы, кости. Наружу полезли внутренности. Завоняло падалью.

Приказав, чтобы трогались, лорд Октавиан положил трость рядом с собой на сиденье. Закинул ногу на ногу. Сцепил пальцы на колене, сквозь кожу перчаток чувствуя, как сильно замерзли ладони. Не спасала даже медная жаровня с углями, предусмотрительно поставленная на пол кареты. Как будто смертный мрак, в котором он пребывал так долго, остался у него в крови или, вернее, вместо нее. Медленно растекаясь по венам колючим ледяным крошевом. Любопытствуя, он даже порезался специально, но потекла обычная красная человеческая кровь.

У него неприятно дернулся уголок рта. После своего возвращения, а он называл это именно так (потому что «возродился», «воскрес» или «восстал из мертвых» своей высокопарностью безумно раздражали его), он постоянно мерз, и с этим ничего нельзя было поделать. Выпитая свежая кровь согревала, конечно, но недолго. Как ни странно, вино делало это лучше. Согревало его. Правда, от вина голова становилась слишком легкой, а он пока не был уверен, что может позволить себе быть настолько беспечным. Это тоже раздражало, вызывая приступы просто дикой злобы. Вот и сейчас, несмотря на то что оставил «поле битвы» победителем, все равно был не в духе. И, между прочим, очень сильно не в духе.

– Какого черта он приперся в Лондон? Испортил мне все настроение! Кто звал его сюда? – бросил он в темноту обитого бархатом замкнутого пространства кареты.

Раскачиваясь и громыхая колесами по вымощенной камнем мостовой, она везла его в респектабельный район Сент-Джеймс. В заново отстроенный после пожара особняк Колдуэллов. Лошади гулко цокали копытами по брусчатке пустынных, заполненных сизым туманом улиц. И бесплотными звериными тенями в тумане скользили миньоны, сопровождая карету господина.

– А разве не вы горели желанием увидеть его, милорд? – ехидно откликнулась темнота.

Мелькнувший за окном уличный фонарь бледным пятном света выхватил фигуру женщины, сидевшей напротив. Его спутница куталась в белую меховую накидку.

– Сударыня? Какая неожиданная встреча! – воскликнул он с фальшивой радостью. – Вы уже дважды, за столь короткое время, почтили меня своим вниманием! Смею ли я надеяться, что ваши визиты не станут регулярными? Не хотелось бы умереть от скуки!

Его голос был полон ядовитого сарказма. И вдруг, резко подавшись вперед, грубо ухватился за муфту, куда она прятала руки.

– Или это семейный надзор? – спросил он, зло сузив глаза, и посмотрел так, что впору было отодвинуться от него подальше. – Только посмейте! И я устрою вам в этом милом городе… библейскую чуму!

– Да, и ты уже начал… – рассмеялась она глубоким, волнующим смехом. – Слышала, в семействе Колдуэллов прошел мор. И ты теперь единственный наследник! Октавиан, герцог Графтон, лорд Клеманс Колдуэлл! Пэр Англии!

Он ничего не ответил, но муфту отпустил и откинулся на спинку сиденья. Лениво покачивая ногой, наблюдал за тем, как она снимает накидку. Женщина была чудо как хороша, но сквозь фарфоровую, изысканно-утонченную красоту проглядывала необузданная чувственность, совершенно не свойственная английским леди.

Затянутые в черные перчатки изящные кисти рук кокетливо поправили тугой серебристый локон парика. По тонким запястьям скользнули браслеты, сверкнув холодным блеском алмазов. Продолжая прихорашиваться, его спутница поинтересовалась, собирается ли он посетить пышную церемонию празднования годовщины Реставрации. Он презрительно скривил губы, но, поддерживая светскую беседу, заметил с ледяным высокомерием:

– Я непременно почту сие торжество своим присутствием. И этого достаточно! Этот карнавал шутов, сатиров и потасканных ловеласов недостоин моего внимания, а тем более участия…

– Вижу, вы не в духе, милорд? Отчего же? От вашей светлости пахнет кровью, разве вы не насытились? – спросила она с лукавым блеском в темных глазах и облизала губы с таким видом, словно испытала внезапную жажду. – А он? Ты не убил его? Кровь на твоем платье – надеюсь, это не его кровь?

Он понимающе усмехнулся тревоге в ее голосе.

– Нет, не убил! Но, может быть, я сделаю это завтра… и заберу себе маленького пажа. Его вертлявая задница в пушистых штанишках прямо напрашивается, чтобы ей преподали несколько уроков жизни…

– Отчего это, милорд, вас так бесит маленький паж?! – полюбопытствовала она с тонким ехидством.

– Кто сказал, что он меня бесит? – глянул он холодно. – Совсем наоборот, меня бесит только этот тупица! Его дурные манеры! Разговаривает, будто какая-нибудь деревенщина! Можно подумать, его растили на конюшне. А великолепный клинок испанской работы! Что только за болван одолжил ему шпагу? Он же машет ею, словно палкой! – и брезгливо поморщился: – Его платье… фи, просто предел скромности! Наш простофиля случайно не сбежал из какой-нибудь семинарии? Такой постный у него вид!