Святослав Моисеенко - Последняя тайна Патриарха

Однако вот что самое интересное. Есть свидетельства, будто бы незадолго до смерти императрица, страдавшая бессонницей, решила пройтись анфиладой дворцовых покоев. У тронного зала она увидела, как из дверей выходит какая-то женщина, неся тяжелый канделябр с зажженными свечами. В ней она узнала себя самое и упала в обморок. Очнувшись, все бормотала: «перстень, перстень…» Представляете: вроде как у призрака на руке не было кольца! Не было также и пальца – кровь потоком лилась прямо на платье… Екатерина сочла это очень дурным предзнаменованием и оказалась права: вскорости ее хватил удар. Перенервничала, пытаясь выдать внучку замуж за шведского принца, который повел себя неадекватно: отказался перейти в православие.

При этих словах Данила замахал руками и полез в свою записную книжку с русскими перлами, откуда выудил фразу: «Меньше нервов, мягче в бедрах». Тут и серьезный Никита прыснул, а Настя просто умерла со смеху и еще пять минут не могла говорить.

Самое интересное: графу Зубову удалось не только сохранить все свои «приобретения», заработанные известно каким местом, но и оказаться по-прежнему в фаворе у нового императора – Павла Первого, ненавидевшего даже имя матери. А вот Зубову близость к ней простил и даже обласкал! Что ж, перстень знал свое дело туго …

Камень на огромной лапе Никиты казался темно-синим, почти черным, но в глубине тлел крохотный огонек близкой опасности. Данила наклонился ближе и вдруг отпрянул.

– Ты чего? Или тоже померещилось всякое? Мне вот иногда там будто видится что-то: лица какие-то, а то и целые картинки, словно ожившие фотографии… Странная вещица! – Никита грустно улыбнулся.

– Какой ты у меня… впечатлительный! – Настя прижалась щекой к надежному плечу.

Но побледневший Данила все не отводил от камня недоверчивого взгляда.

– Там на мгновение будто женщина пожилая возникла… Строгое такое лицо, но не злое, спокойное… И вроде знакомое, но я и разглядеть толком не успел.

– Да просто привиделось… от Настиных рассказов. Мне вот тоже показалось, что на меня как-то этак во-он та стюардесса посмотрела… – в глазах Никиты плясали смешинки. Ему очень хотелось замять факты назойливого внимания красавчика-стюарда.

– Я тебе сейчас дам стюардессу! – Настя притворно возмутилась и ткнула любимого в бок маленьким острым кулачком. Но она давно поняла, что на рослого застенчивого парня обречены заглядываться все, какие ни есть, и девки, и даже мужние жены. Как теперь выяснилось, не только они…

– Не переживай, Насть, я с этой стюардессой быстро разберусь! – хохотнул «светлейший», и на его породистом княжеском лице нарисовалась рассеянно-высокомерная гримаса великосветского ловеласа. – Это у нашей семьи в крови, маман много слез пролила, глядя как отец флиртовал со всеми девицами подряд, будь то благородная или мещаночка. Дворяне, они такие… куртуазные.

– Ваша Светлость, вы насчет мещан тоже… не очень то! А что, у дворян так заведено: направо-налево? Только уж приглядывайте за моим бедолагой, если что… Ему же любая в два счета голову заморочит! – вырвалось у девушки словно наказ какой-то… Тень недоброго предчувствия скользнула по лицам всех троих, летящих на высоте многих тысяч метров в жуткую неизвестность, в незнакомый край, к совсем чужим людям…

Никита постарался рассеять вдруг возникшую грусть и лукаво улыбнулся. Он был абсолютно спокоен: ни на кого, кроме Насти, ему и смотреть не хотелось. Чаще всего неутомимыми «ходоками» бывают значительно менее красивые мужчины: им приходится всяко изворачиваться, чтобы добиться взаимности. А такие как Никита или Данила, мгновенно располагающие к себе, редко заморачиваются на составление «дон-жуанских списков побед». Если только уж совсем глупые…

Ребята шутливо подкалывали друг друга все оставшееся время полета, потом с аппетитом поглощали «предложенный легкий ужин», а потом и посадку объявили. На выходе из самолета Настя споткнулась о чью-то сумку и чуть не упала. Средних лет бородатый мужчина вежливо поддержал, смущенно бормоча извинения и пропуская ребят вперед. У Данилы сложилось впечатление, что где-то он уже этого коренастого мужика видел… Должно быть, опять «дежавю» привязалось, черт бы его драл!

Барнаульский аэропорт был мал и скромен по сравнению со столичным – настоящим «грандиозо монументо». Опять незаметно, словно из воздуха, возник парень с индифферентным сосредоточенным лицом и провел их через контроль. Посадил в служебную машину и повез по неожиданно-живописному городу, судя по всему, – к знакомому Серафима. Знакомый оказался пожилым, молчаливым. Типичный «особист на пенсии». Жена его Анна – улыбчивая широколицая кубышечка-алтайка, – немедленно принялась хлопотать и кормить ребят с дороги. Она тоже не отличалась многословием. Никита с особистами часто сталкивался, собственно, где-то даже был одним из них по долгу службы у Патриарха Алексия. Никак не получалось сказать о нем «покойного», да оно и понятно – после всего, чему ребята стали свидетелями…

Рослые парни кое-как разместились на кухоньке, сразу ставшей крохотной, перекусили сибирскими разносолами и отправились в город – закупать все необходимое: хозяин сходу предложил назавтра поехать на отдых в горы. Можно было расслабиться – указания Серафима выполнялись его доверенными лицами четко и неукоснительно. А московская умница-разумница в горах и не бывала никогда.

В местных магазинах оказалось приблизительно то же, что и в столичных, с поправкой, может быть, на еще большее засилие китайского ширпотреба – благо, страна невероятных индустриальных скачков и экономических чудес находилась под боком. Настя еще подумала: «А благо ли это?» И, смеясь, купила пестрый шарфик – длинный, как газопровод Уренгой-Помары-Ужгород. Сказала, что если его «вот так завязать, а потом еще вот этак», то получится очень даже ничего. Да и будет хоть какая-то память о путешествии в эти места. Так-то разве выберешься? Ну, а ребята со знанием дела покупали все необходимое для прогулки в горы, временами советуясь с Петром. Предложение съездить, повидать Алтай во всей зимней красе, а, может, даже и поохотиться, вызывало живую радость! Там, в горах, у хозяина было зимовье. Тревога, щемившая сердце все эти дни, слегка отступила – молодая горячая кровь брала свое.

Временами Никита ощущал спиной чей-то быстрый взгляд, но, обернувшись, видел лишь толпу обывателей, сосредоточенно и увлеченно занимавшихся шопингом. Мужики были сплошь какие-то бородатые (местная мода?), а их спутницы – раскрашенные, как индейцы на тропе войны. И металлический запах опасности не отвлекал.

Казалось, они таки убежали от московского кровавого ужаса, а скоро будут и горы, и чистый снег, и пьянящий воздух, и он зашвырнет проклятый перстень в… В голове пронеслось слово «лавина», и парню оставалось лишь подивиться своему воображению. Ах, да, Настя же затащила их в парфюмерный отдел! Ну, баба, что с нее возьмешь: приспичило ей купить духи! Ага, на охоту! Суровый спецназовец, ничего, кроме шипра и пороха не нюхавший, замечтавшись, вертел в руках пробник одеколона Lanvin, пахнущий заморскими странами, которых Никита никогда, наверное, и не увидит… Не иначе как название навеяло эту дурацкую «лавину»…