Святослав Моисеенко - Последняя тайна Патриарха

А смерть была рядом, она уже ползла к ним глубокими подземельями, что соединяют мир в некую единую систему, для человека незримую и человечеству доселе неизвестную…

С отъездом превращенного в девицу помощника Хозяин стал нервничать, потерял покой, и все ему мерещилось, что изворотливые русские, а с ними и перстень окажутся потерянными для него, что путь к остальным реликвиям будет закрыт… Как иглой его пронзила радость, когда он понял, что перстень обрел полную силу и, стало быть, его можно почувствовать на куда большем расстоянии, чем раньше! И Хозяин решился!

Его подземелье было связано сетью древних ходов с другими залами – и так по всей планете. Там, в сырости и мраке, обитали существа пострашнее мерзких ящеров и реликтовых огромных пауков, скорпионов и мокриц. Но не они страшили Повелителя Зла, они как раз служили ему… Страшили люди… Нет ничего ужаснее для Господина, чем встреча со вчерашним рабом, который больше не боится и полон сил. О, если бы прежние силы не иссякли! Он бы показал этим людишкам! Но сил не было, от былого могущества осталась лишь, – пусть зловещая и жуткая, – но всего лишь Тень… Ничего-о, еще покажет!

Тем не менее, не полагаясь на силы втиснутого в женский облик Серого Мастера, не доверяя никому Хозяин решил совершить вылазку и завладеть манускриптами. Это позволило бы отнять Сапфир и найти остальные реликвии. И, наконец-то, уничтожить живучих и докучливых русских! Никто из людей никогда не сопротивлялся Хозяину так долго и так стойко…

А в тот день по римскому отелю металась Лилия Серая, она поняла, что ее провели как девчонку! Однако, сосредоточившись, она быстро собрала вещи и выехала на автовокзал, бросив свою экспедицию на произвол судьбы.

Не находил места и неприметный мужичок – не гнев Серафима страшил его, а собственная самонадеянность и беспечность удручала. Ведь было же сказано: «не упускать из виду ни на час!» Исчезнувших следовало найти во что бы то ни стало. Но он не чувствовал Синий Сапфир, он не понимал, куда теперь надо ехать и как могут лечь пути беглецов. Однако, полученные из Москвы ценные указания тех, кто обладал стратегическим мышлением, а не плел тактические кружева, заставили особиста тоже рвануть на автовокзал!

Данила заявил, что поедут они в самых лучших условиях, и купил баснословно дорогие билеты. Мотивировал это не столько привычкой к комфорту – богат, богат, кто спорит! – сколько тем, что в высшем классе проще остаться незамеченным. А вот в третьем, на который нацелились ребята, они оказались бы на виду у толпы любопытных пассажиров «средней руки». Среди которых легко могли затеряться и враги. Бедный Никита напрягся. Он если и ездил в таких условиях, то исключительно по долгу службы, которая не оставляла времени на приятности и роскошества. Однако Настя, довольно быстро вошедшая во вкус «красивой жизни», начала любимого нежно успокаивать и отвлекать рассказами о морских приключениях Святого Николая: «Представляешь, даже убившегося насмерть матроса воскресил!»

Эх, как бы хотелось бывшему спецназовцу оживить своих боевых товарищей, сказать им: «А вы, небось, решили, что – все?! Ан нет, дудки, – еще повоюем!» Но он святым не был и мог только мечтать, направляясь в храм. Уехать из славного города, не поклонившись такому любимому и почитаемому в России Николаю, было бы неразумно и даже просто невежливо.

Да, святые сильны не только прижизненными чудесами и непоколебимой верой, они и после смерти продолжают объединять верующих, внося в дело мира куда больше пользы, чем все политики и партии, вместе взятые.

Храм встретил их сумраком и насыщенной внутренней жизнью: поклониться столь славным мощам всегда много желающих, а просто по-туристически отметиться – еще больше. Но странное дело: как только наши паломники вступили под его сень, народ стал мало-помалу рассасываться и скоро они остались у раки с честными мощами одни. Было похоже, что людей охватила какая-то безотчетная тревога, – как, к примеру, животных она охватывает перед природным катаклизмом. Конечно, время было уже позднее, но все-таки? Люди уходили спешно, хотя никто их еще не просил «очистить помещение».

Тревога передалась и Никите, вновь ощутившему леденящий запах смерти. Он стал торопить друзей покинуть храм, словно не был он наилучшей защитой!

На выходе их встретила пустая площадь… Город как будто вымер, даже бродячие собаки попрятались. Закатное небо налилось багровым светом, надвинулось, резко похолодало. Пожалуй, слишком резко – мороз стоял не хуже алтайского… Ребята тесно сбились в кучу, стоя на древних стертых ступенях и оглядывая пространство перед собой, не в силах двинуться дальше.

И тут же с ужасом увидели, как плиты, которыми была вымощена пьяцца, зашевелились, и в образовавшуюся расселину стало протискиваться нечто… Это даже фигурой нельзя было назвать – так, сгусток мрака, очертаниями напоминавший карлика в длинном плаще.

Никита, окаменев, мысленно взмолился перстню: «Сделай так, чтобы ЭТО исчезло, рассыпалось, обратилось в бегство на худой конец!» Но на существо Сапфир не действовал. Оно приближалось, и холод становился все невыносимее, и, казалось, не было в природе сил его остановить – ни человеческих, ни ангельских. Ни звука не доносилось из кривых улочек, выходивших к собору. Мир оставил ребят, принес их в жертву, спасовал перед воплощенным Злом…

– Так вот оно какое… – едва слышно проговорил Данила, серый, как стены церкви.

Однако подползающая Тень не была всемогущей! Вдруг позади раздался тихий скрип резных створок дверей собора, и из-за спин безжизненных статуй, в которые превратились Никита, Данила и Настя, вынырнула невысокая худая фигура в странном одеянии: риза не риза, сутана не сутана… Через плечо переброшена епитрахиль с вышитыми крестами. Что-то до боли знакомое почудилось Насте в этом свидетеле их бессилия. А человек бодро метнулся по ступеням храма и встал перед жутким карликом, лица которого разглядеть под капюшоном было невозможно. Неведомый храбрец был совсем не молод: лысый, седобородый, сутулый. Но весь его облик дышал такой уверенностью и силой, что Тень попятилась. А незнакомец взмахнул зажатой в руке книжицей и на неизвестном языке стал кричать какие-то слова – не по-итальянски и уж точно не по-английски… Настя первой очнулась от ледяного оцепенения и прошептала: «Господи, он же по-гречески… ругается! Мы же проходили греческий в Универе, я понимаю! «Афоризменос»… «анафематизменос»… – это же означает «отлученный»… «изгнанник»… «проклятый»… Там и похуже слова…»