Энн Райс - Слуга праха

«А как тебя угораздило попасть на верхний этаж вместе с Грегори? — спросила она. — Ты же знаешь, как он могуществен и влиятелен. Правая рука Господа, основатель Храма божественного разума, спаситель мира, помазанник Божий… — В ее голосе явно слышалась презрительная ирония. — Мошенник, лжец, владелец самого многочисленного флота круизных судов в Карибском и Средиземном морях, мессия всех торговцев и поставщиков деликатесов… И ты утверждаешь, что не принадлежишь к числу его приспешников?»

«Круизные суда? — удивился я. — Зачем церкви круизные суда?»

«Они не только предоставляют пассажирам всевозможные развлечения и удовольствия, но и перевозят грузы. Они заходят в крупнейшие порты мира, — пояснила Рашель. — Впрочем, я понятия не имею, чем он занимается на самом деле, и, наверное, так и не узнаю. Но какие у тебя дела с ним? Не подумай, что я тебе не доверяю и считаю одним из его псов. Нет. Я видела, как ты дрался с ним. А главное, ты помог мне выбраться. Просто все в его доме, все, кто меня окружал, — роботы, марионетки. Как и его приверженцы. — Она заговорила быстро, сбивчиво, и в каждом слове явственно читалось страдание. — Все сиделки, лакеи, посыльные… весь обслуживающий персонал — апологеты его религии. Ты видел толпу возле дома — это тоже члены его церкви. Она раскинула свои щупальца по всему миру. Ее самолеты разбрасывают листовки над джунглями и безымянными островами. — Рашель вздохнула. — И если ты не принадлежишь к числу его марионеток, если увез меня не для того, чтобы понадежнее запереть где-нибудь еще, то как тебе удалось пробраться на верхний этаж?»

Машина стремительно удалялась от запруженных улиц. До меня донесся запах реки.

Рашель не верила мне, но я узнал от нее много интересного — гораздо больше, чем она хотела сказать.

Ее слова отвлекли меня от собственных мыслей. Я чувствовал, что показался ей привлекательным, и в то же время явственно ощущал ее отчаяние. Такая безысходная тоска охватывает человека, сознающего неизбежную близость смерти. Наверное, именно она и породила в ней безоглядную страсть, желание обладать мной.

Я был крайне возбужден.

«Твой акцент… Ты не израильтянин?» — осведомилась она.

«Это не имеет значения, — ответил я. — Я стараюсь говорить по-английски как можно правильнее. Насколько это в моих силах. Ведь я дух. Я должен отомстить за твою дочь. Ты хочешь этого? Скажи, при чем тут ожерелье? Почему Грегори утверждал, что на ней было ожерелье? Почему ты спросила о нем?»

«Возможно, это одна из его злых шуток, — пожала она плечами. — Ожерелье давно служило яблоком раздора между ним и дочерью. Надо признаться, Эстер питала слабость к бриллиантам и много времени проводила в районе, где ими торгуют, — гораздо больше, чем в лавках антикваров и модных ювелиров. В день ее смерти ожерелье, по всей вероятности, было при ней. Во всяком случае, горничная утверждала, что Эстер взяла его с собой. И Грегори уцепился за эту деталь. Он даже хотел отказаться от своей версии о причастности к убийству террористов. Но когда тех троих нашли, бриллиантов при них не оказалось. Ты действительно их убил?»

«Они ничего не взяли, — ответил я. — Я шел за ними по пятам, а потом убил всех троих. Ты ведь читала в газетах, что их зарезали одного за другим их же собственным оружием. Ты можешь мне не верить, но, ради всего святого, продолжай рассказывать. Я хочу знать о Грегори и Эстер все. Ты думаешь, он ее убил?»

«Я точно знаю. — Она помрачнела. — Мне кажется, он ошибается относительно ожерелья. Подозреваю, она отвезла куда-то бриллианты еще до того, как отправилась в магазин. А если так, то ожерелье находится сейчас у кого-то, и этот кто-то знает, что все разговоры о краже — ложь. Беда в том, что я не могу связаться с этим человеком».

Рассказ Рашели заинтриговал меня.

Однако ее вновь охватило желание, и она принялась пристально разглядывать меня с ног до головы. Глубоко засевшая в ее душе скорбь по умершей дочери боролась с естественной человеческой потребностью в любви и ласке.

Мне это нравилось.

В определенном состоянии я мало чем отличаюсь внешне от нормального человека, и люди видят меня таким, каким я был при жизни. Они обращают внимание на мой широкий лоб, черные брови, имеющие обыкновение изгибаться, взлетать вверх и сходиться над переносицей, даже когда я улыбаюсь, на пухлые по-детски губы и упрямый квадратный подбородок. Иными словами, они видят перед собой волевое лицо мужчины с чертами ребенка и живой улыбкой.

Моя внешность произвела на Рашель большое впечатление, но на меня опять нахлынули воспоминания: люди из далекого прошлого переговариваются между собой, обсуждают нечто крайне важное, и один из них говорит: «Если так суждено, разве найдем мы кого-то прекраснее? Разве отыщется юноша, более похожий на бога?»

Машина, набирая скорость, мчалась по пустынным улицам. Я не слышал рокота других моторов. Высокие, стройные деревья вдоль дороги тихо шелестели, словно предлагая себя в жертву величественным зданиям. Вокруг раскинулось царство металла и камня, и хрупкие листочки под ветром казались особенно маленькими и беззащитными.

Машина продолжала ускоряться. Мы выехали на широкую дорогу, где запахи реки ощущались еще сильнее. Едва различимый сладкий аромат свежей воды вызвал во мне нестерпимую жажду. А ведь я уже проезжал неподалеку от реки вместе с Грегори, но тогда ничего подобного не почувствовал. Значит, теперь мое тело стало действительно сильным.

«Кем бы ты ни был, — заговорила Рашель, — знай одно: если мы доберемся до самолета, а я надеюсь, нам это удастся, ты больше никогда и ни в чем не будешь нуждаться».

«Расскажи мне об ожерелье», — мягко попросил я.

«Прошлое Грегори покрыто мраком, и мне о нем ничего не известно. А Эстер случайно кое-что узнала. И помогло ей ожерелье. Она купила его у какого-то хасида, как две капли воды похожего на Грегори. Более того, он заявил, что они и правда братья-близнецы».

«Ну конечно, это Натан! — воскликнул я. — Хасид, торговец бриллиантами. Наверняка это он».

«Натан? Ты знаешь его?» — удивилась Рашель.

Я покачал головой.

«Нет, не знаю. Но я знаю их деда, ребе. Грегори ходил к нему и требовал объяснить, что означали последние слова Эстер».

«А кто такой этот ребе?» — спросила она.

«Дед Грегори. Его имя Авраам, но все называют его ребе. Послушай, ты говоришь, Эстер узнала что-то. Наверное, что он из большой семьи, живущей в Бруклине».

«Это действительно большая семья?»

«Да, очень, — кивнул я. — Многочисленный клан хасидов, целое племя. Ты действительно ничего о них не знаешь?»

Рашель откинулась на спинку сиденья.

«Я слышала, как они ссорились, и догадалась, что речь шла о семье. Но ничего конкретного. Они с Грегори спорили о чем-то. Нет, она не говорила, что купила ожерелье у его брата Натана. Боже, так вот в чем состояла тайна! Всего-то! Неужели он убил ее только потому, что она узнала о существовании его брата? Его семьи?»