Дэннис Крик - Судьба вампира

Это был глубокий старик. Седая борода украшала его испещренное сеткой извилистых морщин лицо. Аккуратно подстриженная у бакенбардов, на подбородке она была значительно гуще и придавала ему лет больше, чем на самом деле.

— Здравствуйте, меня зовут Тэо Брукс, моего друга — Виктор Мурсия. Мы журналисты и собираем материал о детях, которые когда-то воспитывались в подобных приютах, — соврал орнан, — В частности, и в вашем приюте тоже. Вы можете уделить нам несколько минут?

Угрюмость, присущая всем отшельникам, сменилась подозрительностью. Монах обвел незнакомцев строгим взглядом. Задержав его на одном из них, писателе в черном плаще с капюшоном, он озарил его крестным знамением, отчего Виктор почувствовал боль в груди, но вида не подал. Как только рука монаха опустилась, боль отступила.

Впрочем, писатель успел проклясть себя за чрезмерное усердие, которое проявлял при наложении черной подводки для глаз, теперь съедающей все живое на его лице, превращающей его в гуттаперчевую маску.

— Меня зовут отец Анфем. Я настоятель этого монастыря. Вы знаете, который сейчас час? — голос старика был значительно старее его самого. Казалось, он раздавался из глубин веков.

— Извините, ради бога, мы только что приехали из Менкара… — И не нашли ничего лучшего, как сразу заявиться сюда.

— Нам нужно было прийти попозже, я понимаю… но так сложились обстоятельства… Мы просто крайне ограничены во времени. Поймите…

— Что-то вы не очень выглядите, — перебил его старик. — Странные вы какие-то… С вами все в порядке? — его взгляд застрял на писателе, опустился на трость, на которую тот опирался.

— Да, все дело в тяжелом переезде. До Менкара был Шантэ. И все это практически без остановок. Времени на отдых совсем не было, — Тэо кинул быстрый взгляд на своего спутника, бледная рука которого впилась мертвой хваткой в железный набалдашник.

— Проходите, осматривайтесь, — проговорил монах, пряча руки в длинных рукавах.

Виктор посмотрел по сторонам.

Приют хранил покой. Здесь властвовали тишина и умиротворение. Он подумал о том, что для тех, кто устал от мирской суеты, подобная атмосфера как нельзя лучше подходит для наведения порядка в голове и осмысления пройденного.

— Наши двери всегда открыты для тех, кто верует. Я вижу, вы тоже люди верующие, — говорил монах по пути в башню.

Ни одного человека по дороге они так и не встретили. Когда уже в самой башне они прошли длинный зал на первом этаже и несколько узких коридоров, и стали подниматься наверх, Виктор заметил, что в помещениях нет ни ламп, ни каких бы то ни было электрических приборов. Вместо них в стены на высоте человеческого роста были вмонтированы горящие факелы и канделябры со свечами. Хоть аскетичная обстановка и угнетала писателя (он представить себе не мог, как можно здесь жить), она ничуть не удивляла, ибо за свою жизнь ему часто приходилось бывать в местах, чей возраст исчислялся не одной сотней лет.

То и дело встречались христианские распятия, развешанные по стенам. Кое-где висели иконы. При приближении к ним Виктор старался не поднимать глаза, чтобы ненароком не столкнуться со строгими взглядами святых.

— Я вижу, вас удивляет тишина? Это именно то, к чему я стремился. Безмолвие дает много времени на размышления.

— А как же дети? Они не мешают тишине?

— Нет. Все наши дети послушны и тихи. Они приучены к смирению.

— И где они сейчас?

— Дети пока спят в своих домах, вы их видели на территории приюта. Пожалуй, и большинство монахов сейчас тоже еще спит. Вам повезло, что вы наткнулись именно на меня. Вообще-то, дежурить сегодня должен был Йозеф. Он бы вам дверь не открыл.

— Но она не была заперта.

— Знаю, — ухнул старик с интонацией безумно уставшего человека. — Я имею в виду то, что он бы не пустил вас сюда.

— Мы в высшей степени признательны вам за время, которое вы уделяете нам… — начал было оправдываться Тэо, но монах прервал его на полуслове.

— Я не хочу, чтобы вы упоминали мое имя в прессе. Поняли? — монах остановился и поочередно обвел взглядом обоих визитеров.

— Я объясню вам, почему, — он снова продолжил путь, уже не глядя на гостей.

— Вера привела меня сюда.

Тридцать лет назад я устал от суеты, которой полон внешний мир. И обратился к вере. Именно вера помогла мне распрощаться с ничтожностью мирских забот и беспокойством времени. И именно вера сделала меня тем, кем я являюсь сейчас. Без веры я никто, — монах вел гостей по изогнутому, петляющему коридору, казавшемуся бесконечным.

— А здесь времени почти не замечаешь. Его мерный заунывный ход замирает, становится течением долгой нескончаемой реки спокойствия и тишины. Здесь все идет так, как и должно идти. Как предначертано богом. Именно здесь я и нашел свою тишину. А в ней и бога. И я не хочу, чтобы кто-нибудь нарушал ее.

— А как же события? — удивился Тэо.

Какие события?

— Самые главные события в мире людей, которые проходят мимо вас.

— А кому они нужны, эти события? Вам они нужны? Мне? Вы только призадумайтесь! Эти события, о которых судачит весь мир, и гроша ломаного не стоят. По большому счету все это — мышиная возня мнящих себя великими людей. В мирской жизни нет ни смирения, ни покоя. Она не приносит удовлетворения и не вносит в наши души равновесия и гармонии, в которых все мы так нуждаемся.

— И потому вы пришли в храм.

— Да. Здесь я нашел свое призвание. Здесь я несу свою службу. И эта служба — богу.

— Устав от суеты… — задумчиво проговорил Тэо. — Наверное, это главная причина всех подобных судьбоносных решений. Добровольное затворничество влечет мудрость. Ее вы искали?

— У меня была еще одна причина.

— Поделитесь, если не секрет.

Они остановились в пустом зале с линялым потолком дымчатого цвета и обветшалыми колоннами из бледного песчаника. Тишина здесь пахла духотой.

Постояв с минуту под иконами, Анфем несколько раз перекрестился и сказал.

— Однажды я увидел Дьявола.

Путники переглянулись.

— Да, да, не смотрите на меня, как на сумасшедшего. Я хорошо знаю такие взгляды. Они заставляют меня помнить. Мы все здесь люди верующие и ратуем за истину. Так вот, я ни за что бы не стал делиться этим, если бы не был полностью уверен в том, что видел.

— Это было не во сне, как вы могли бы подумать, а наяву. Чтобы не сойти с ума, я исповедался одному знакомому священнику из Ариголы по имени Питер Мона. И мне стало легче. Он снял с меня тяжкий грех. С тех пор Дьявол ко мне больше не являлся. Может, потому, что я здесь?

Старик повел их в свою келью, дверь в которую располагалась за колоннами в самом дальнем конце зала у полукруглой арки из замкового камня.

Внутри маленького помещения духота приобретала еще более спертый запах. Того света, что пробивался сквозь крохотное окно под самым потолком, хватало лишь на бледное пятно, притаившееся на подушке у изголовья деревянной кровати. Но сие обстоятельство не заставило пожалеть об этом ни писателя, ни орнана, ибо рассматривать в спартанском убранстве монашеской обители было нечего.