Виктор Песиголовец - Деяния ангелов

— Что, такие серьезные ожоги? — сочувственно осведомился я.

— Очень серьезные, — тихо произнесла соседка и отерла ладошкой увлажнившиеся глаза. — Сашеньке уже сделали две операции. И две еще предстоит сделать… Нужны деньги. Вот, хожу по соседям, занимаю…

Я вскочил с табурета, побежал в прихожую и, достав из кармана куртки бумажник, вернулся на кухню.

— К сожалению, у меня с собой только сотня, — я смущенно протянул женщине несколько бумажек. — Возьмите! Если нужно, завтра привезу пару тысяч гривен.

— Я дала Наташе тысячу долларов, — со вздохом произнесла Вива. — Но одними деньгами тут не поможешь…

Соседка одернула полу своего домашнего халата, прикрывая колени, и с надеждой посмотрела на девушку:

— Может, у вас есть знакомый специалист по ожогам, а то этим врачам, которые сейчас занимаются лечением Сашеньки, я не верю. Равнодушные они какие-то и неразговорчивые… Ничего толком не обещают…

— Наташенька, нет у меня знакомых докторов, но я постараюсь помочь твоему сынишке, — Вива обняла соседку за плечи и погладила по голове. — Сейчас выпьем кофе, и я займусь приготовлением мази. А завтра утром схожу в церковь и помолюсь. Сашенька непременно выздоровеет и быстро встанет на ноги… А врачей не ругай, не такие уж они равнодушные, да и специалисты хорошие, поверь мне.

— Церковь, молитва… — задумчиво произнесла женщина. — Вы верите, что они действительно помогут моему сыну? Если бы это было так просто…

— Не всякого человека и не всякую молитву услышит Бог. Молится нужно с верой и за правое дело! — девушка опустила голову, но тотчас подняла ее и пристально взглянула в глаза соседке. — Не стану тебя, Наташенька, убеждать, ты сама увидишь, как мальчику станет лучше. — И тихо прибавила: — Уже завтра к вечеру.

С минуту мы пили кофе в тишине. Потом Вива поднялась, достала из кухонного пенала картонную коробочку, бутылочку оливкового масла, и несколько холстяных мешочков с какими-то снадобьями.

— Посидите здесь минут десять, а я в гостиной приготовлю мазь, — попросила девушка и вышла из кухни.

Мы продолжили пить кофе уже вдвоем.

— Когда мальчику собираются делать следующую операцию? — спросил я, подливая кофе в чашку соседки.

— Врачи еще точно не знают, — печально вздохнула она. — Говорят, все зависит от состояния Сашеньки…

— Понятно…

Больше мы не говорили до самого возвращения Вивы.

— Мазь готова! — радостно объявила она, переступая порог кухни. — Не бойся, Наташа, применяй ее смело! Но только тогда, когда Сашеньке станет лучше, то есть завтра вечером.

Женщина смотрела на Виву с недоумением и сомнением.

— Завтра вечером Сашеньке станет лучше? Вы так уверенно об этом говорите…

— Да, — подтвердила девушка. — Уже после захода солнца он попросит кушать, его обожженная кожа начнет заживать, восстанавливаться… Да ты сама все увидишь! Вот тогда и нужно будет обильно смазать — даже не снимая повязок — все тельце ребенка.

— А что это за мазь? — поинтересовался я.

— Она приготовлена на основе церковного мира, очищенного оливкового масла, меда и прополиса, — пояснила Вива.

— Если состояние Сашеньки действительно улучшится, я обязательно воспользуюсь вашим лекарством, — пообещала соседка. И, смущаясь, честно призналась: — Только не верится мне, что мой сыночек так быстро начнет поправляться, уж простите, пожалуйста…

Когда она ушла, забрав с собой баночку с мазью, я пытливо взглянул в глаза на девушке:

— Ты уверена, что не зря обнадежила бедную мать?

В ответ Вива утвердительно качнула головой.

— Дай-то Бог! — обронил я. — Дай-то Бог!

Когда я утром вышел из квартиры на улицу, у подъезда меня встретил все тот же лохматый пес. Он весело залаял и даже запрыгал от радости. Я высказал ему все, что о нем думаю:

— Ты злобный, отвратительный балбес! Уходи, откуда пришел!

Он доверчиво потерся о мою ногу и завилял хвостом.

— Ладно, так и быть, — смилостивился я, — сейчас принесу тебе чего-нибудь пожрать. Но смотри, подлец, покусаешь еще кого-то — сгребу за шкирку и лично отвезу на живодерню!

Горку костей, кусочки колбасы и миску холодной рисовой каши собака слопала в считанные секунды. И, удовлетворенно облизав харю, куда-то умчалась. А я отправился за машиной на автостоянку. Мне нужно было навестить Алексея.

На этот раз он выглядел гораздо лучше. Уже не лежал, а сидел в гостиной за столом и увлеченно перебирал свои марки. И настроение у него было более-менее нормальное.

— Одышка все еще мучит меня, но сил вроде прибавилось, — похвалился Алексей. — Я без проблем передвигаюсь по дому и даже на улицу выхожу. Утром вот ходил в магазин за хлебом.

— А в больницу ты так и не лег! — упрекнул я его.

— Да зачем? — отмахнулся он. — Я же себя чувствую вполне прилично! Думаю, через пару-тройку деньков отправиться на службу, сколько ж сиднем сидеть?

Я с сомнением покачал головой.

— Не спешил бы ты с работой! Догуливай свой отпуск, приводи себя в норму.

— А что мне делать дома? — Алексей рассовывал свои марки по конвертам. — На рыбалку не пойдешь — не сезон. Скучно одному в четырех стенах. Даже поговорить не с кем, Настя ведь целый день на работе…

Мы попили с Алексеем чаю, поболтали о том, о сем, и я стал прощаться.

— Чаще приезжай! — попросил он. — Ладно?

— Хорошо, буду приезжать чаще! — пообещал я.

Проводив меня за порог, Алексей долго не выпускал мою руку — все сжимал и тряс ее. Я в недоумении взглянул на него и увидел в его глазах слезы. Что это с ним? Хотя, в общем-то, что тут непонятно — человек совсем недавно пережил страшное потрясение — смерть любимой женщины и своего, пусть еще не родившегося, ребенка. Ах, Люся, Люся, что ты наделала!

Господи, а ведь в ее гибели виноват и я. Косвенно, конечно, но виноват… Эта мысль, как горсть горячего песка, обожгла мне грудь и больно укусила за сердце.

Ехать к Виве было еще нельзя — раньше обеда она домой из церкви не придет, и я завернул в строительный супермаркет на Набережной, чтобы узнать цены на кафель. Жена уже давно хотела покрыть плиткой стены на кухне. Эта идея, честно говоря, мне не нравилась, но спорить из-за такого пустяка с супругой мне не хотелось.

Я остановил машину на площадке перед магазином и не успел даже закрыть дверцу, как послышался грубый окрик:

— Эй, придурок! Убери, на фиг свою тачку, мне нужно развернуться!

Я оглянулся. Возле джипа «Тойота Прадо» стоял грузный краснорожий мужик в расстегнутой нараспашку кожаной куртке, и сверлил меня своими глазами-буравчиками.

— Да места же полно! — спокойно проговорил я, не обращая внимания на его тон и оскорбительные словечки. — Чуть сдай назад и выруливай!