Стивен Кинг - Игра Джеральда

«Поправочка, — подумала Джесси. — Здесь Джеральд. Нельзя забывать о нем».

Джесси опустила голову и закрыла глаза, чувствуя, как пульсирует у нее в горле, как бы не желая окончательно просыпаться, чтобы эта пульсация не превратилась в то, чем она действительно является: в жажду. Джесси не знала, сможет ли ее бессознательное состояние перейти в глубокий, нормальный сон, но она знала, что именно это ей сейчас просто необходимо больше всего на свете — исключая, пожалуй, кого-нибудь, КТО приехал бы и освободил ее — она хотела спать.

«Здесь никого нет, Джесси, ты знаешь это, правда?» — Голос Руфи был абсурдом из абсурдов. Несговорчивая Руфь, чьим жизненным девизом была строчка из песни Нэнси Синатра: «В один из дней эти башмаки растопчут тебя». Руфь, превращенная появлением фигуры чудовища в лунном сиянии в бесформенное дрожащее желе.

«Давай, валяй, малышка, — сказала Руфь. — Смейся надо мной — возможно, я это заслужила, — но не обманывай себя. Здесь никого не было. Твое воображение разыграло маленький спектакль, вот и все. Это все, что произошло здесь».

«Ты ошибаешься, Руфь, — спокойно возразила Хозяюшка. — Кто-то здесь был, и Джесси и я прекрасно знаем, что это было. Оно не так уж похоже на папу, но это произошло только потому, что у него было лицо, как в день солнечного затмения. Однако лицо — не самый главный момент, неважно также, что он выглядел таким высоким — может быть, он надел туфли на высоких каблуках, потом, он мог быть на костылях или ходулях».

«На ходулях! — изумленно выкрикнула Руфь. — О Господи, теперь я все понимаю! Неважно, что человек умер еще до инаугурации Рейгана; но Том Махо был настолько неуклюжим, что ему следовало бы застраховаться от падения с лестницы. Ходули? О детка, ты сразила меня наповал!»

«Ну, в общем-то, эта деталь неважна, — с поразительным упрямством произнесла Хозяюшка. — Это был он. Я узнаю этот запах из тысячи — этот густой, кроваво-теплый запах. Это не запах устриц и монет, это даже не запах крови. Запах…»

Мысль разбилась и уплыла.

Джесси спала.

Она осталась с отцом в «Солнечном закате» 20 июля 1963 года по двум причинам. Одна была прикрытием другой. Прикрытием было ее утверждение, что она все еще немножечко боится миссис Жилетт, хотя прошло уже пять лет (даже почти шесть) со времени инцидента с кухаркой и удара по рукам. Настоящая же причина была очевидна как Божий день: это был ее отец, с которым она хотела пережить это неповторимое, единственное в жизни событие.

Ее мать заподозрила продуманную шахматную игру между своим мужем и десятилетней дочерью, и это не очень-то понравилось ей, но к тому времени проблема была практически fait accompli. [9] Делом решенным (фр.). Первым делом Джесси подошла к отцу. До одиннадцатилетия еще оставалось четыре месяца, но от этого она не была глупее. Подозрения Сэлли Махо были справедливыми: Джесси уже запустила тщательно продуманную кампанию, которая позволила ей провести день солнечного затмения с отцом. Намного позже Джесси поняла, что это была еще одна причина, почему она молчала о том, что случилось в тот день; могли оказаться люди — например, ее мать, — которые могли бы сказать, что ей не на что жаловаться; ведь на самом деле она получила то, чего желала.

За день до солнечного затмения Джесси разыскала отца, сидевшего на террасе и читавшего «Мужественные профили», пока его жена, сын и старшая дочь, громко смеясь, плескались в озере. Он улыбнулся, когда Джесси уселась рядом с ним и улыбнулась отцу в ответ. Ради этого интервью Джесси подкрасила губы помадой — цвета перечной мяты, которую Мэдди подарила ей в день рождения. Сначала Джесси не понравилась помада, она казалась ей детской, а на вкус была, как «Пепсодент» — но папа сказал, что ей идет этот цвет, и это превратило помаду в наиболее ценный предмет из небольшого набора ее косметики, в сокровище, которое нужно беречь для особых случаев, как, например, этот.

Отец внимательно, уважительно слушал, пока Джесси говорила, но он даже не пытался скрыть скептический блеск в уголках глаз.

— Неужели ты действительно хочешь сказать мне, что все еще боишься Адриенн Жилетт? — спросил он, когда Джесси закончила пересказ часто повторяемой сказки о том, как миссис Жилетт ударила ее по руке, когда Джесси потянулась за последним кусочком торта на тарелке. — Это было в… я не помню, но я тогда еще работал у Деннингера, поэтому это должно было произойти до 1959 года. И спустя все эти годы ты все еще боишься? Какая же ты трусишка!

— Ну, знаешь… совсем… немного. — Джесси вытаращила глаза, пытаясь намекнуть, что она мало говорит, но многое подразумевает. По правде говоря, она не знала, боится ли все еще старенькую Пыхтелку или нет, но знала, что считает миссис Жилетт докучливой старухой и что у нее нет ни малейшего желания провести день полного солнечного затмения в компании этой дамы, если можно наблюдать это неповторимое явление с папочкой, которого она обожает настолько сильно, что это чувство невозможно передать словами.

Джесси оценила его скептицизм и с облегчением пришла к заключению, что скептицизм был дружественным, возможно, даже заговорщическим. Она улыбнулась и добавила:

— К тому же я хочу остаться с тобой.

Он поднес ее руку к своим губам и поцеловал ее пальчики, как истинный француз. В этот день он не брился — он часто не брился, когда отдыхал в поместье, и от щекочущего прикосновения его щетины приятные мурашки пробежали по рукам и спине Джесси.

— Сотте tu es douce, [10] Какая ты сладенькая (фр.). — сказал он. — Ма jolie mademoiselle. Je taime. [11] Моя прекрасная мадемуазель. Я люблю тебя (фр.).

Она хихикнула, не понимая его неуклюжий французский, но внезапно поняла, что план сработал именно так, как она и планировала.

— Будет просто здорово, — счастливо произнесла она. — Только мы вдвоем. Я смогу приготовить легкий ужин, и мы сможем перекусить прямо здесь, на террасе.

Он усмехнулся.

— Бургеры солнечного затмения a'deux? [12] Вдвоем (фр.).

Джесси засмеялась, согласно кивая и хлопая от удовольствия в ладоши.

Потом он произнес нечто, показавшееся ей странным и немного поразившее ее, потому что он не был человеком, обращавшим особое внимание на одежду:

— Надень свое новое летнее платье.

— Конечно, если ты хочешь, — ответила Джесси, хотя она уже решила было попросить маму обменять это платье.

Оно было довольно милое — если, конечно, вас не шокируют красные и желтые полосы, настолько яркие, что почти убивают наповал, — но слишком короткое и слишком тесное. Мать заказала его по каталогу только на один размер больше того, который Джесси носила в прошлом году. Однако оказалось, что она выросла намного быстрее, чем ожидалось. Но если папе оно нравится… но если он встанет на ее сторону в деле с солнечным затмением и поможет ей…