Елена Блонди - Княжна

На берегу мелкого просторного моря, родящего царскую рыбу и кидающего на песок во время веселых штормов зубчатые и круглые раковины, не спал бродяга-певец, сидел на корточках над вытянувшейся под обрывом Ахаттой и, оглядываясь на гаснущий костер, пел ей все песни, какие знал — без перерыва, тихо-тихо, еле шевеля губами. Провожал взглядом мужчину в плаще, прошедшего мимо и замершего на белой полосе пены. И убедившись, что тот не услышал, задумавшись, — продолжал петь баюльные песни, поднимая руку и бережно касаясь черных волос на женском плече.

А далеко-далеко от лагеря, дойдя до места, где обрыв длинным языком доставал прибоя, молодая женщина с серьезным лицом снимала с себя мужскую одежду, бросая ее на прибрежные камни. Кожаную рубаху с нашитыми бляхами, штаны, шапку, что болталась за плечами на плетеном шнурке. Положив сверху на одежду короткий меч, пошла в воду, ступая в смутно сверкающие горбы пены босыми ногами. Вытянув руки, черпнула полные ладони черной воды, перемешанной с золотом звезд, и вдруг рассмеялась, опрокидывая их снова в море.

«Нуба…» говорила она себе и слушала сердце, напрягая уши и голову, «Нуба! Мне должно быть плохо и смутно, страшно и непонятно. Но почему так обжигающе радостно то, что я стою тут, по горло в свежей морской воде, дышу ночным ветром-бережником и сейчас поплыву, как ты учил меня, Нуба… Почему все так наоборот?»

Уверенная, что черный раб услышит ее вопрос, она вытянула руки и повалилась в подающуюся под грудью и животом мягкую воду, опускаясь до самого дна, трогая песок с краями ракушек. Оттолкнулась и выпрыгнула из воды, поднимая тучи зеленых светящихся брызг. Упала снова и поплыла в черную бездну, невидимо переходящую в черное небо.

— Нуба! — крикнула в живую, дышащую пустоту.

И за краем земли, ступая с раскаленного красного песка в густую тень влажного жаркого леса, высокий черный мужчина с обритой и вымазанной серой глиной головой остановился, отводя рукой толстую, как змея лиану, унизанную алыми шевелящимися цветами. Прислушиваясь, широко улыбнулся, сверкнув белыми зубами на неразличимом черном лице. И двинулся вглубь, навстречу мерному рокоту барабанов и шелестящему посвисту маковых погремушек.