Павел Чибряков - Что-то… (сборник)

Он открыл глаза и запахнул полы ветровки. Его шатнуло, но он успел ухватиться и удержаться за стоящую непоколебимо трость. Он снова ссутулился. Казалось, на его лице прибавилось морщин. От его ног в асфальте протянулась широкая расщелина с вогнутыми краями.

Он простоял некоторое время, когда послышались чьи-то спаренные шаги. К нему приблизились две женщины – красивая брюнетка, чьи пышные формы не могло скрыть модное демисезонное пальто, и невзрачная особа, из тех, кого обычно называют «мышками». Они были явно подшофе, и поэтому с лёгкой бравадой в поведении. Брюнетка разглядывала его со смелой открытостью, свойственной красивым женщинам. Потом она спросила:

«Что тут произошло? Что это?», – она указала на расщелину.

Он пожал плечами:

«Понятия не имею. Чёрт-те что творится в этом мире. Хотя, просто не стоит гулять в такое время».

Женщина игриво склонила голову набок.

«Это вы о себе или о нас?».

«Это я – вообще. Риторически, так сказать».

Какое-то время они смотрели друг на друга – он просто рассматривал её мягкие черты, она пыталась представить, что могло так сурово состарить его не дурное, в принципе, лицо. Затем она выпрямилась и деловито огляделась, сказав:

«Впрочем, вы правы – нам действительно пора по домам».

«Всего доброго», – кивнул он на прощание, медленно повернулся, и тяжело похромал прочь.

Глядя ему вслед, брюнетка тихо произнесла:

«Интересно, у него есть хоть кто-нибудь? Хоть кто-нибудь с ним…».

Её подруга отрицательно покачала головой:

«Вряд ли».

Брюнетка жалостливо улыбнулась:

«Бедолага».

«Мышка» задористо прищурилась.

«Жалко стало, да? Ну так догони и приласкай бедняжку. Прояви милосердие».

Брюнетка толкнула её плечом:

«Ладно тебе. Пошли, давай. Мы действительно что-то припозднились».

Спешно стуча вразнобой каблуками, они не заметили, как по асфальту, по направлению к расщелине, тянет холодом.

Мало что может сравниться с тёплым летним вечером, когда солнце ещё не опустилось за горизонт, но уже скрылось за высотными домами. В эту пору особенно приятно смотреть на женщин и девушек, представляя, как они сейчас придут домой или, наоборот, в гости, обрадовав кого-то одним своим появлением. И кажется, что воздухом, не пронзаемым солнечными лучами, дышится легче.

Именно в такой вечер вышел Стас из хорошо кондиционированного, но всё-таки как-то спёртого пространства кинозала. Несколько раз глубоко вздохнув, он расправил невесть какие широкие плечи, и, не спеша, пошёл по малолюдной улице. Настроение у него было замечательное. Фильм ему понравился, хотя шёл он на него с некоторой опаской; так всегда относишься к экранизации какой-нибудь понравившейся книги. Но фильм был сделан здорово, и не оставлял никакого досадливого осадка. Небольшие отступления от оригинала не раздражали и не вызывали грубые нарекания в адрес режиссера – мол, как ты посмел так изнахратить первоисточник, рожа твоя наглая?! В общем, всё было классно.

Хотя спешить особо было некуда, Стас решил сократить путь и пройти по дворам; просто так, для разнообразия. В этой части города дворы были уютные, с большими деревьями, делавшими их тенистыми и какими-то спокойными. И наверно только законченные жлобы могли выкапывать в таких дворах погреба. И ведь копают, заразы! Шагая по кривым протоптанным дорожкам, Стас прислушивался к доносящимся из окон звукам, создающим фон ни какой-нибудь, а именно вечерней жизни.

Внезапно он увидел, что на балконе третьего этажа стоит красивая девушка с коротко стрижеными обесцвеченными волосами. Хвала тем, кто ставит на балконы щиты, которые на четверть короче самих балконов. Именно благодаря этому, и ещё, наверное, самой девушке, можно было видеть, что на ней надета, не считая ярко-белого белья, только коротенькая облегающая маечка, с яркой картинкой на груди. И какой груди, надо сказать! Стас был глубоко убеждён, что женские ножки не обязательно должны быть «от ушей», но очень желательно стройными и плотными. Именно такие ножки, да ещё и загорелые, выступали (или выпускались? ) из треугольника белой ткани. Стас остановился, откровенно любуясь прекрасным… всем, короче. Глядя на это всё, он получал, вы не поверите, чисто эстетическое удовольствие. Не верите? Ну и….

Заметив, что её с невероятно довольным видом разглядывает совсем незнакомый (и ещё сто лет его не знать! ) парень, она чуть снисходительно усмехнулась, затем подняла руку с выставленным указательным пальцем и «выстрелила» в него. Сделав вид, что она попала, Стас схватился за грудь и повалился на траву. Лучше бы он этого не делал.

Вы наверняка замечали, что в любом дворе найдётся местечко, где из земли торчит либо толстая проволока, либо кусок какой-нибудь арматуры. Проходящие мимо люди обязательно озабочено качают головами: ведь тут дети бегают; не дай бог…. Но почему-то никому из живущих рядом мужиков не приходит в голову взять примитивную лопату и выкопать это дело от греха подальше. Так нет же, не дождётесь. Вот и в этом дворе торчал свой штырь, заросший травой, на которую театрально рухнул Стас.

В череп вломилась острая боль. Мозг буквально растроился на три потока мыслей. Первый – осознание случившейся, и возможно непоправимой, беды. Второй – буйная паника, и мысленные вопли «Не может быть! Нет! Не хочу так!». И одновременно с этим, какая-то циничная часть мозга этак усмехалась: «Ну надо же. Сражён красотой девичьих ножек. Похоже, насмерть. Вот те зашибись!».

Последнее, что высветилось в затухающем сознании – плотно прижатые друг к другу ножки и пошловатая мыслишка: «Эти бы ляшечки, да…».

Очнулся он, само собой, в больнице, с первой мыслю «Приснится же такое, ё-моё!» Однако тут же он понял – ан нет, не приснилось. Потом, естественно, были бодрые слова врачей, всхлипные вздохи матери, риторические вопросы отца «Что тебя занесло в тот двор? И как тебя угораздило так упасть?». У Стаса хватило тяму не раскрывать истинную причину своего падения – за такое загнобят – не откопаешься. Избитое «Шёл. Упал. Очнулся – и вот…» не сошло бы даже за попытку пошутить.

Поэтому Стасом была бессовестно оклеветана некая бродячая собаченция, которая якобы внезапно набросилась на него с рычанием, и он…. Ну, понятно. Согласитесь, лучше выслушать распинания в адрес соответствующих служб, чем быть признанным за озабоченного придурка-эротомана. А ведь признали бы, на гуще не гадать.

Иногда его навещали друзья-приятели; изредка с ними приходили девушки. К сожалению, у Стаса не было «своей» девушки, которая прибегала бы в больницу, искренне озабоченная его состоянием. Это печалило.

У него, конечно, бывали девушки; но отношения с ними, почему-то, не заходили дальше «начального» уровня. У Стаса однажды даже возникла дурацкая мысль, что в своих отношениях с девушками он похож на «чайника», который пытается добраться до высшего уровня сложной компьютерной игры. Глупо, конечно, но похоже. Обычно, девушки грациозно ускользали от него к другим… «спецам» в этой «игре».