Дмитрий Кравцов - Третий источник

Все поднялось в нем в этот миг — и боль, и радость, и уверенность, и свобода…

Он взревел, как бык, чуя битву. Круг распался. Люди мечутся, а Толяныч уже пустился в пляс, каждым движением исправляя ту фальшь, что присутствовала здесь изначально, исправляя виртуалку. И мелодия теперь его собственная, настоящая…

Раз — и хрустает чья-то коленная чашка, полуоборот — напружиненные пальцы точно попадают в налитой глаз, и брызги во все стороны, как от перезрелого помидора… Перехват и в прыжке коленом — хрясь! — стрельнул чей-то локтевой сустав. И пронзительный крик!..

Фантик упивается танцем, и нет вокруг людей. Только жертвы!!! КУКЛЫ.

Куклы. Так вот в чем неправильность!!! Здесь все — одна сплошная мистификация. Виртуалка. Она скрывает собой реальность. Толяныч чувствовал дрожание невидимых потоков вокруг себя, попробовал ухватить хоть один, и…

Получилось! Мощная подпитка бурно устремилась в его сознание, смывая все и всяческие препоны. Перегородка не устояла, мгновенно снесенная, и Фантик обрел наконец свободу. Полную. Он напитался энергией, замкнул ее на себя, он был и внутри, и снаружи, бледно-зеленой спиралью, огромным архимедовым винтом, захватывая попавшихся на пути кукол, притягивая, перемалывая и отбрасывая уже отработанный мусор.

Жертвы!!!

Он не чувствовал встречных ударов, даже не знал, а были ли они вообще. Одно знал точно — свобода. Свобода и радость.

Ого! Ну давай в снабаш! Лоб в лоб!!! Оседает…

Еще чья-то челюсть хрустнула под ударом ноги…

Бах, бах, бах… Кто-то открыл стрельбу, кто-то с криком упал. Круг распался, окончательно превращаясь в толпу. Все кинулись врассыпную. Но даже если бы пули настигли Фантика сейчас, он бы этого не заметил — он плясал! Он уже не чувствовал ни боли, ни усталости, ни страха — ничего. Сейчас он не заметил бы даже смерти. И змей смотрел на мир сквозь его солнечное сплетение холодными, как лед глазами, а руна на животе опаляла огнем. В глазах Фантика уже не было жизни, и все избегали его взгляда…

Здоровый мужик обхватывает его ручищами и сжимает, скривив рожу от натуги, Толяныч улыбается не спеша, а секунды такие дли-и-инные, и впивается зубами ему в плечо, ощущая с внезапным наслаждением, как послушно расступается плоть… Рывок головы, и с треском рвется материя, а за ней кожа, мясо и кровь! Кровь!!!..

А-А-А!!!

Он сплюнул клочок ткани. Здоровяк отпрянул и тут же огреб коленом в промежность…

Толяныч плясал, хрустели кости, жертвы падали, расползались… Жертвы. Куклы. Смотрите, ничтожные! Вот она, реальность. Вот правда!!! Смотрите!

Возбуждение достигло, кажется, последнего предела, но продолжало нарастать. Так. Куклы. Где-то же должны быть и кукловоды! Он на мгновение замер, окидывая зал даже не взглядом, а просто пытаясь уловить перераспределение информационных потоков. Сейчас он воспринимал мир всем телом, обнаженными нервами и мозгом напрямую.

Ага!

Вон в углу трое красных, шепчут, вздевая руки. Туда!!!

И его колено плющит мошонку первого. Второй дернулся, было, в сторону, но кулак Толяныча разбивает ему гортань. Последний падает на колени, выпучившись Толянычу куда-то ниже пояса, и визжит совсем по свинячьи непонятное: «Маду! Маду!»

Крик мечется под потолком, дробясь и отражаясь, подхваченный многоголосо этот крик, разбегаются черные тени, но Фантик не думает делает…

Он сбил красного на пол и обрушился локтем ему на спину. Хрустнул позвоночник, а он снова на ногах… Не выбиваясь, не теряя ритм.

Пляска ведет его. Пляска Смерти!!!

Боль! В бок входит клинок, лезвие скребет по ребрам под самым сердцем. Фантик разворачивается, перехватывает руку, другая сама собой ложится на пояс нападавшего… Рвет на себя, буквально насаживая врага на колено. И тут же — лбом в переносицу!

Оседает…

Танька! Это она ткнула его ножом, и, неумелая, попалась на жесткий прием. Толяныч шагнул назад и вбок, отвернулся. Боли он не чувствовал. А нож, мокрый от крови, остался в руке…

Она хотела меня убить. Пусть. Это же виртуалка!

Толяныч осторожно коснулся языком холодного лезвия, ощутив соленый вкус крови — своей крови, — и засмеялся. Вскинул руки вверх, взгляд его уперся в низкий камень потолка и сквозь смех прорывается:

— О-о-о…!!! — Крик распирает гортань соленой карамелью.

«Дин-дин-дин…» — отозвался где-то внутри далекий колокол.

И снова смех ширился в нем подобно половодью.

— Я здесь!!! — Ревет он и опять оказывается в гуще свалки.

И вдруг, в один миг вокруг стало очень просторно. Толяныч стоял один в пустом зале — руки воздеты вверх — и ждал. Но в зале никого не осталось, кроме распростертых тел. И тогда нерастраченный жар охватил его целиком, и дикой силы энергия, что накопилась, мощной молнией бьет сквозь его тело, сквозь змея, сквозь предназначенный именно для этого канал.

Толяныч в изнеможении упал на колени.

Обвинять себя во всевозможных залетах уже настолько надоело, что Толяныч лишь сдавленно матерился. К тому же это отнимало массу сил из и без того отощавшего запаса. Толяныч решил силы экономить, отчетливо понимая, что ничего еще не закончилось. Одно дело — вырваться из этого страшного подвала, и совсем другое — добраться куда бы то ни было, не имея при себе абсолютно ничего: ни денег, ни оружия, ни возможности позвонить (да и кому?), не имея даже банальной одежки срам прикрыть.

В общем дело — швах.

Он ковылял вниз по растрескавшемуся асфальту, чувствуя сырость и плесень босыми ступнями. Редкие пыльные фонари никак не облегчали задачи ориентирования. Он мог определить лишь, что это Москва, а низкий сводчатый потолок и мощные бетонные опоры подтверждали, что это нулевой уровень. Нулевка! А значит ко всем напастям в любой момент могут добавиться еще десятки других, не менее острых. А у него с собой только трофейный крис, на котором начала подсыхать его собственная кровь. И все.

Толяныч не мог вспомнить, как и когда он выбрался из этого чертова логова, лишь слепое желание убраться подольше отсюда холодным пальцем толкало между лопаток, и он подчинялся, хромал и хромал по шершавому асфальту. Ноги, похоже, стер до крови, но проверять не хотелось — тут не упасть бы. К тому же он изрядно замерз. Чертовски трудно оказалось шастать по нулевке голышом, пусть даже и летом. Да еще после такого…

Оставалось только материться сквозь зубы, сдерживать озноб и терпеть, а боль металась внутри, как пуля со смещенным центром тяжести.

Так, бляха-муха, только этого еще не хватало! — Толяныч услышал за спиной быстрые шаги. Нагоняют. Еще немного, и они упрутся в твою голую задницу, братан!

Они?

Толяныч прислушался, и действительно — шаги двоились, или нет, даже троились. Горохом скакали между стен, бывших когда-то фасадами особнячков, составляющих улицу. Толяныч оглянулся, но в темноте, которую совсем не рассеивали фонари, ничего не разглядел, зато тут же сильно ушиб большой палец на ноге и зашипел от боли.