Валерий Михайлов - Комедианты

А люди срывали обои, снимали полы, выламывали окна и двери. Только плиты и голые стены… Строительный мусор погрузили уже в открытые прицепы.

– Погрузка закончена, – доложил бригадир.

– Вперёд.

Взревели моторы. Три взвода охраны (бережёного бог бережет) заняли свои места. Патрульные машины сопровождения включили мигалки, и колонна тронулась. Часа через два они свернули с дороги, а ещё через тридцать минут благополучно пересекли границу охраняемой запретной зоны. Фуры и прицепы согнали в кучу. Машины и охрана спешно покинули территорию базы. Ударили огнемёты, и фуры вместе с погруженным в них барахлом превратились в огромный костёр.

В доме тем временем хозяйничали люди со сканерами в руках. Неторопливо, сантиметр за сантиметром, они просвечивали всё, что ещё осталось. Наконец, проверка закончилась.

Дом опустел, и только Александр Сергеевич задумчиво курил в одной из комнат.

– Звали?

В комнату вошёл небольшого роста, щуплый мужчина лет сорока.

– Заходи, – с опозданием сказал Александр Сергеевич.

– Что я должен искать?

– Что-нибудь.

– А более точно?

– Не знаю. Что-то здесь должно быть.

– Хорошо. Я попробую. – Вошедший закрыл глаза. Некоторое время они молчали.

– Ничего.

– Ты уверен?

– Ничего, – повторил он.

– Плохо. Очень плохо.

– Когда-то давным-давно Цветущая Долина была раем на земле. Окружённая со всех сторон горами, она была надёжно защищена от природных катаклизмов, эпидемий, войн и прочих несчастий, которые постоянно обрушиваются на головы людей в других местах. Климат был тёплый, земля плодородная, леса, богатые зверем и птицей, а водоёмы – рыбой. Жил там народ богатый и весёлый, особенно не обременяющий себя трудом. Правил Цветущей Долиной очень праведный Господин. Была у Господина мечта сделать и народ свой праведным, идущим дорогою добродетели и сторонящимся греха. Но как ни бился он над этой задачей, ничего у него не получалось. Ни увещевания, ни просвещение, ни собственный пример, ни подвиги святых – ничто не могло заставить людей отвернуться от греха. Осерчал тогда Господин. Решил он бороться с грехом огнём и железом. Ввёл жесточайшие законы, сурово наказывающие за малейший проступок. Поднялся тогда над Цветущей Долиной плач, но всё равно продолжали люди грешить. Даже страх смерти не мог уберечь их от греха. Отчаялся было Господин, но пришёл во дворец к нему странник. «Я знаю, как избавить людей от греха», – сказал он Господину. «Проси за это что хочешь», – ответил ему Господин. «Лично мне ничего от тебя не нужно. Но ты должен знать, что обратной дороги не будет. Не пройдёт и десяти лет, как в Цветущей Долине исчезнет грех». «Говори, что я должен сделать?» «Открой тюрьмы, отмени наказания, распусти суд. Тебе это будет не нужно. Вместо этого раздай своим людям волшебные сумки, которые всегда будут у них за плечами. И как только совершит кто-нибудь грех, в его сумке появится камушек величиной с горошину». «Ты смеёшься надо мной!», – разозлился Господин. «Ничуть. Сделай так, как я сказал, и не пройдёт и десяти лет, как Долина избавится от греха». Послушался Господин странника. Три дня и три ночи ликовал народ, прославляя доброту Господина. А через десять лет превратилась Цветущая Долина в Долину Камней. Всех погребли под собой камни. Никого не осталось в живых.

Подобных историй он знал бесконечное множество. Иногда мне казалось, что он сам их придумывает. Каждый вечер мы устраивались возле вечного огня, и он начинал посиделки одним из своих рассказов. Старичок, божий одуванчик. Он был невысоким, щуплым, с редкими седыми волосами и куцей бородой.

– Я давно уже отказался от имени, так что можешь называть меня как хочешь, – сказал он, когда мои конвоиры оставили нас одних.

– Тогда я буду звать вас Сторожем.

– Сторожем, так Сторожем. Хотя какой из меня сторож.

– Всё ж таки вы меня здесь охраняете.

– Не смеши, – он засмеялся заразительным весёлым смехом, – тоже мне нашёл сторожа. Ты ж меня одной соплёй перешибёшь.

Он скромничал. Было в нём что-то от настоящего война или от совершенного бойцового петуха из дзенской легенды.

Он жил в одном из бесчисленных закоулков между мирами. Дом, колодец, вечный огонь во дворе. Огонь вырывался прямо из земли. Без дыма, без какого-либо запаха. Горел себе и горел.

– Здесь можно встретить и не такое, – только и сказал он в ответ на мои вопросы.

Никаких достижений цивилизации, таких, как канализация, водопровод, газ, электричество, у него, разумеется, не было. Зато были тишина, свежий, чистый воздух, колодец с прекрасной водой, вечный огонь и вечный июль. Настоящий рай для тех, у кого аллергия на холод и человеческие муравейники.

К тому же всё, что надо, росло здесь само собой и практически не требовало к себе большого внимания.

Днём мы возились в своё удовольствие «по хозяйству», состоящему из небольшого огорода и избушки Сторожа, а вечером устраивались возле вечного огня. Его взгляд, казалось, растворялся в огне, тело начинало раскачиваться в такт пламени, а губы принимались за очередной рассказ. При этом сам Сторож был где-то далеко и одновременно повсюду. Рассказывал в основном он. Спрашивать он ни о чём не спрашивал, а сам я в рассказчики не набивался.

– Иногда для того, чтобы произошло нечто значительное, достаточно лёгкого толчка, какой-нибудь мелочи, ерунды. Так, Лао-Цзы увидел падающий сухой лист, Гаутама – знаменитую четвёрку, Васнецов – ворону на снегу… Моим толчком стала банальнейшая ситуация: лучший друг и жена. Заигранный сюжет, неправда ли? Я никогда не был особо ревнивым, да и людей старался не наделять высосанными из пальца сверхкачествами. А тут… Я вдруг сразу перестал хотеть жить. Нет, никаких мыслей о самоубийстве у меня не было. Исчезла сама воля к жизни. Жена пыталась мне что-то там объяснять, но я молча отстранил её, закрылся у себя в комнате и лёг на кровать. Я лежал на спине, смотрел в потолок и ничего не хотел. Хотя нет. Я стремился к небытию. Банальная смерть меня не устраивала – никто не знает, что ждёт тебя после. Я хотел небытия. Абсолютного небытия с самого момента моего сотворения. Я хотел быть раз и навсегда вычеркнутым из Творения. Постепенно моё тело расслабилось, стало тёплым, тяжёлым. Затем в нем появилась лёгкость. В конце концов, я перестал ощущать свою плоть. Я был чистым сознанием, стремящимся к смерти. Постепенно исчезли мысли и чувства. Исчезло само мышление. Вместо него возникло странное явление бытийности. Вместо мыслей теперь была ситуация, жизнь, существование. Я не знаю, как можно описать подобное состояние. Передо мной появилось лицо. Это была моя жизнь. Моя, мать её, жизнь. Достаточно было сорвать его, уничтожить, и… Мне не надо было даже прилагать усилия, чтобы разнести его на мелкие кусочки… Жизнь оказалась маской. Обычной дешёвой маской, под которой скрывалась другая. Я рвал маску за маской, проживал жизнь за жизнью, пока страшное откровение не настигло меня: то, что мы считаем жизнью, на самом деле не более чем маска, одна из бесчисленных масок, которые мы обречены проживать. Маска скрывает маску, и так до бесконечности. В конечном счёте, вечные муки ада, вечное блаженство небес, вечная череда рождений и смертей сходятся в единой точке вечности, и именно вечность приносит самые непереносимые муки. Что может быть мучительней вечности! И если нас породил Создатель, то далеко не любовь руководила его решением. Боль и неспособность поделиться болью вечного существования. Существования, которое невозможно остановить! И только смерть, абсолютная смерть есть истинное блаженство, но он, как и мы, к сожалению, бессмертен, поэтому и мы, как он, вынуждены испытать ужас вечности. Такое было мне откровение. Как ошпаренный я вскочил на ноги. «Должен же быть, мать его так, выход!», – закричал я. И вслед за теми, кого история знает как великих искателей, а люди почитают богами, я решил положить жизнь на поиски выхода или смерти, абсолютной смерти без компромиссов и переигрываний, без начала и конца, смерти, которая и есть истинное блаженство. Решение появилось само. Мне предложили работу на метеорологической станции, и уже на следующей неделе я сидел в небольшом кукурузнике, увозившим меня прочь от людей.